Рифмовщик

Юста легонько постучала пальцем по стеклу. Главврач обернулся. На его лице она не обнаружила ни беспокойства, ни искусственного равнодушия. Лицо было просто задумчивое, как обычно бывает у людей, занятых какой-то мыслью и случайно застигнутых врасплох чем-то посторонним. Он наконец-то очнулся от чего-то своего сокровенного и, увидев Юсту, вяло улыбнулся, открыл дверь и вошел в палату. Один из помощников принес куклу и, судя по усилиям, с которыми он приспособил ее в одном из кресел, кукла весила немало. Присутствующие настороженно и даже с некоторой опаской наблюдали за этой процедурой. Внешне невозмутимый Порфирий Петрович уставился в сторону куклы, и чувствовалось, что это набитое ватой изделие, отдаленно напоминающее человека, ему неприятно.

— Ну что ж, приступим, — сказала Юста. — Прошу вас, — она обратилась к помощникам: — помогите подозреваемой показать, как она это сделала.

Через полминуты кукла-манекен оказалась на балкончике прижатой к перилам, а Пуэле предложили показать, как она сбросила генерала вниз.

Порфирий Петрович равнодушно увел Ньюку в угол и разместился с ним на диване. Делая вид, что манипуляции с манекеном ему неинтересны, он что-то тихо говорил Ньюке. А на балконе разворачивались интересные события.

Понятые с большим интересом наблюдали через балконную дверь за неудачными попытками Пуэлы сбросить куклу вниз. Она, уже в третий раз приноравливаясь, дергала манекен то за руки, то за ногу, пытаясь приподнять его и перевалить через перила. Уже понимая, что не справляется с этой задачей, Пуэла обхватила куклу сзади за пояс, пытаясь рывком подбросить ее как можно выше. Но вес манекена был явно чрезмерно излишним для худенькой женщины.

Юста остановила эти попытки словами:

— Достаточно. Составьте протокол с описанием происшедшего, а вам, — она обратилась к понятым, — всё понятно? Не требуется дополнительных попыток?

Понятые кивнули головами и хором ответили:

— Всё и так ясно. Эта женщина не могла его сбросить вниз.

Когда все вернулись в палату, Юста обратилась к Ньюке, да так, чтобы ее слова слышали все:

— Прямо сейчас доказано, что последним, кто мог видеть генерала живым, могли быть вы.

— Не вижу в вашем предположении хотя бы малейшей вероятности, отличной от нуля, — встрепенулся Порфирий Петрович. — Эта женщина не смогла поднять эту штуку — ну и что? Можно допустить, что она просто беседовала с генералом и уговорила его на это. На самоубийство. А мой подшефный, не застав генерала в палате, как раз и стал выяснять, где его можно найти. Такая последовательность событий более логична, чем ваша. —

Порфирий Петрович поднялся с дивана и, потирая ладони, прошелся вдоль окон. — Допросите задержанную, спросите, что она говорила генералу. Почему он так решительно поступил? Вам известно, что генерал был смертельно болен?

— Да, — ответила Юста, — я воспользуюсь вашей рекомендацией. А пока, Ньюка, ответьте мне на такой вопрос: о чём вы разговаривали в коридоре с главврачом?

Порфирий Петрович снова вмешался в процесс:

— А какое это имеет значение? Они могли говорить о чём угодно — о погоде, например.

Последнюю фразу адвокат произнес громко — так, чтобы главврач ее расслышал.

— О погоде? — переспросила Юста. — Можно и о погоде. Ньюка, а какая погода была в тот день? Солнечно, сухо? Или слякоть и шел дождь?

Ньюка вопросительно посмотрел на Порфирия Петровича. Тот в ответ кивнул головой, и Юста впервые услышала несколько глуховатый баритон восемнадцатилетнего юноши:

— Дождливо было с утра. А потом… потом тоже слякотно было.

— Не правда ли, в такую погоду обычно настроение хорошим не бывает?

В разговор, как и ожидалось, включился адвокат:

— Это у нас, у стариков, в слякоть настроение ухудшается, а у вас, у молодых, любая погода хороша.

— Ньюка, вы тоже так считаете? — спросила Юста.

Ньюка уже более раскованно ответил:

— Был проливной дождик. На улице торчать скучно.

— А к деду приехать было не скучно? — продолжила разговор Юста.

Порфирий Петрович насторожился. Он остановился у окна и внимательно посмотрел на Юсту. Она сделала вид, что не замечает его взгляда.

— Нет, не скучно, — ответил Ньюка.

Он, сделав паузу и не получив от адвоката никаких указаний, продолжил:

— Дед всё время вспоминал свою молодость, войну. Разве скучно слушать про войну?

Последнюю фразу Ньюка произнес как-то заученно — в его интонации опытный слушатель мог уловить неискренность и, может быть, даже некоторую иронию: мол, отвяжитесь от меня со своими рассказами о старине.

Порфирий Петрович уловил это и решительно вмешался:

— Да, совершенно правильно, что молодежи интересна наша история. Сейчас патриотическое воспитание очень актуально. Вот и молодой человек формируется как патриот, как человек, любящий свою родину, — и он впрямую обратился к Ньюке: — Вы, Ньюка, имея такого деда, я полагаю, цените подвиги наши в последней войне?

— Да, конечно, — сухо ответил Ньюка. — Мы всех победили, и правильно сделали.

— Вот видите, — обращаясь к Юсте, произнес Порфирий Петрович, — наша молодежь получает правильное воспитание.

— Да, — согласилась Юста, — но мы отвлеклись от дела.