Рифтеры

– Позволь рассказать тебе, что случится, если эта штука вырвется наружу, – тихо произнесла она. – Поначалу ничего. Нас очень много, понимаешь. Поначалу мы одержим верх чистым количеством, модели предсказывают множество стычек и ложных стартов. Но в конце концов она закрепится. Потом победит обычные бактерии разложения и монополизирует нашу неорганическую питательную базу. Это подрежет всю трофическую пирамиду на корню. Ты, я, вирусы и гигантские секвойи – все вымрет из‑за нехватки нитратов или еще чего‑нибудь столь же нелепого. И добро пожаловать в Эпоху Бетагемота.

Скэнлон сначала промолчал, а потом переспросил:

– Бетагемота?

– Через бета. Бета‑жизнь. По контрасту с альфой, то есть всем остальным. – Роуэн тихо фыркнула. – Кажется, они назвали его в честь чего‑то из Библии. Животного. Пожирателя травы.

Скэнлон потер виски, голова кипела от информации:

– Если предположить, что все, сказанное тобой, правда, это все равно лишь микроб.

– Ты хочешь завести речь об антибиотиках. Большинство из них не сработает. Остальные убьют пациента. И мы не сможем приручить вирус, чтоб сразиться с ним, поскольку Бетагемот использует уникальный генетический код. – Скэнлон открыл рот; Роуэн предупреждающе подняла руку. – Теперь ты предложишь построить что‑то с нуля, приспособленное к генетике Бетагемота. Мы работаем над этим, но этот вирус использует одну и ту же молекулу для репликации и катализа; ты хоть представляешь, насколько это осложняет дело? Они говорят, что в следующие несколько недель мы, наконец, сможем узнать, где кончается один ген и начинается другой. Только тогда мы можем попытаться расшифровать алфавит. Потом язык. И лишь затем сможем построить нечто, чем можно его победить. А потом, если и когда мы начнем контратаку, случится одно из двух. Или наш вирус уничтожит врага так быстро, что разрушит собственное средство перемещения, в результате у нас на руках окажутся отдельные жертвы, которые никак не изменят проблему в целом; или же наш вирус начнет действовать слишком медленно и не сможет наверстать упущенное время. Классическая хаотическая система. Нет практически никаких шансов, что мы сможем настроить летальность как надо. Локализация Бетагемота – наш единственный выбор.

Все время, пока Патриция говорила, ее глаза оставались странно темными.

– В конце концов, ты, похоже, все‑таки знаешь пару деталей, – тихо заметил психиатр.

– Это важно, Ив.

– Пожалуйста, зовите меня доктор Скэнлон.

Она грустно улыбнулась:

– Извините, доктор Скэнлон. Прошу прощения.

– А что насчет остальных?

– Остальных, – повторила Патриция.

– Кларк, Лабина. Всех работников глубоководных станций.

– Остальные станции чисты, насколько мы можем судить. Проблема только вот в этом крохотном пятнышке на Хуан де Фука.

– А это имеет смысл, – сказал Скэнлон.

– Что?

– У них никогда не было передышки, правда же? Их били с самого детства. И теперь этот вирус оказался в единственном месте на Земле, именно там, где они живут.

Роуэн покачала головой:

– Мы нашли его и в других местах. Они необитаемы. «Биб» – это единственный… – Она вздыхает. – На самом деле нам крупно повезло.

– Нет.

Она посмотрела на него.

– Мне очень не хочется прокалывать твой розовый шарик, но у вас в прошлом году там была целая команда строителей. Может, никто из ваших мальчиков и девочек и не запачкался, но неужели вы действительно думаете, что Бетагемот не поймал попутку на каком‑нибудь оборудовании?

– Нет, – сказала Роуэн. – Мы не думаем.

Ее лицо стало бесчувственным. До Скэнлона дошло лишь через секунду.

– Доки «Урчин», – прошептал он. – Кокитлам.

Патриция закрыла глаза:

– И другие.

– О господи, – выдавил он. – Значит, он уже вырвался на свободу.

– Он там был. Но мы могли его изолировать. Мы еще не знаем точно.

– А что, если вы его не сдержали?

– Мы стараемся. Что еще нам остается?

– А потолок‑то есть, по крайней мере? Какое‑то максимальное количество жертв, после которого вы признаете поражение? Хоть одна из моделей говорит, когда вам уступить?

Только по движению ее губ психиатр понял: да.

– Ага. И чисто из любопытства, где будет пролегать эта граница?

– Два с половиной миллиарда, – он едва расслышал ее. – Огненный шторм в Азиатско‑Тихоокеанском регионе.

«Она серьезно. Она вполне серьезно».

– Уверены, что этого достаточно? Уверены, что хватит?

– Не знаю. Надеюсь, нам никогда не придется это выяснять. Но если и это не сработает, тогда уже не поможет ничего. Все остальное будет… тщетным. По крайней мере, так говорят модели.

Он принялся ждать, пока информация просочится внутрь, но ничего не произошло. Слишком большие числа.

Когда же масштаб происходящего дошел до его личного уровня, все стало гораздо более непосредственным.

– Почему вы это делаете?

Патриция вздохнула:

– Я думала, что уже говорила.

– Почему рассказываете мне, Роуэн? Это же не в вашем стиле.

– А что в моем стиле, Ив… доктор Скэнлон?

– Вы – корпоративный работник. Вы делегируете. Зачем ставить себя в столь неловкую позу самооправдания лицом к лицу, когда у вас куча лакеев, двойников и наемников для грязной работы?