Рифтеры

Еще одна комната. Полоса света разделяла ее на две темные половины. Она прорывалась из желобка в потолке, рассекала темно красные шторы и ковер, яркой лентой разрезая стол для совещаний. Крохотные светящиеся черточки отражались от рабочих планшетов из акрилового стекла, утопленных в красном дереве.

Линия на песке. Патриция Роуэн стояла с другой стороны комнаты, ее лицо наполовину скрывалось в тени.

– Милая комната, – заметил Скэнлон. – Значит ли это, что меня выпустили из карантина?

Роуэн не смотрит ему в лицо:

– Боюсь, мне придется попросить вас остаться с вашей стороны линии. Для вашей собственной безопасности.

– Не вашей?

Патриция жестом показывает на лампы, не глядя на них:

– Микроволны. И ультрафиолет, насколько я знаю. Вы поджаритесь, если пересечете черту.

– А. Может быть, вы были правы все это время. – Ив вытянул стул из‑под массивного стола и сел. – У меня тут развился настоящий симптом. Стул немного не в порядке. Мне кажется, кишечная флора плохо работает.

– Сожалею.

– А я думал, вам понравится. Это пока единственное, чем можно оправдать мое заточение. Больше у вас ничего нет.

– Я… Я хотела поговорить, – наконец сказала Роуэн.

– И я тоже. Пару недель назад. – А потом, когда она не ответила: – Почему сейчас?

– Вы же психотерапевт, так?

– Нейрокогнитивист. И мы не говорим с пациентами, как вы думаете, уже десятки лет. Только рецепты выписываем.

Она опустила лицо.

– Видите ли, у меня… – начала Патриция, – …кровь на руках, – продолжила она секундой позже.

– Тогда вам не нужен я. Обратитесь к священнику.

– Они тоже не разговаривают. По крайней мере, много.

Занавес света тихо жужжит, словно электромухобойка.

– Пиранозильная РНК, – сказал Скэнлон. – Пятистороннее кольцо рибозы. Предок современных нуклеиновых кислот, была широко распространена три с половиной миллиарда лет назад. Библиотека говорит, что она вполне могла стать совершенно приемлемой генетической матрицей: более быстрое воспроизводство, чем у ДНК, меньше репликационных ошибок. Но не сложилось.

Роуэн ничего не говорит. Она вроде бы кивнула, но сказать наверняка трудно.

– Многовато для истории про «сельскохозяйственную заразу». Вы мне, наконец, скажете, что происходит, или мы так и будем играть в ролевые игры?

Патриция встряхнулась, словно очнувшись от чего‑то. Впервые она прямо посмотрела на Ива. Стерилизационный свет отразился от ее лба, похоронив глаза в черных озерах тени. Контактные линзы светились, словно залитые изнутри платиной.

Его состояния она явно не заметила.

– Я не лгала вам, доктор Скэнлон. На базовом уровне это можно назвать сельскохозяйственной проблемой. Мы имеем дело с чем‑то вроде… почвенной нанобактерии. На самом деле это даже не патогенный организм. Просто… соперник. И нет, у него так и не сложилось. Но, как выяснилось, он все‑таки не умер.

Она рухнула в кресло.

– А знаете, что самое плохое во всем этом деле? Мы можем отпустить вас прямо сейчас, и, вполне возможно, все будет в полном порядке. Да скорее всего.

Они говорят, шанс на то, что мы пожалеем об этом, один из тысячи. Может, один из десяти тысяч.

– Ну, хорошие ставки, – согласился Скэнлон. – В чем подвох?

– Не слишком хорошие. Мы не можем позволить себе никаких рисков.

– Да вы больше рискуете каждый раз, когда выходите из дома.

Роуэн вздохнула:

– И люди играют в лотереи со ставками один к миллиону постоянно. Но у «русской рулетки» шансы гораздо выше, но как‑то не слишком много людей рвется крутить барабан.

– Разные результаты.

– Да. Результаты. – Роуэн покачала головой, в некоем абстрактном смысле она казалась даже приятно изумленной. – Анализ затрат и выгод, Ив. Максимальное подобие. Оценка рисков. Чем меньше риск, тем больше смысла играть.

– И наоборот.

– Да. Это больше относится к нашей проблеме. Наоборот.

– Похоже, результат может быть очень плохим, если вы отказываетесь сыграть в игру с шансами один к десяти тысячам.

– О да. – Она смотрела в сторону.

Разумеется, он этого ждал, но в желудке все равно разверзлась пропасть.

– Позвольте предположить, – сказал он, не в силах скрыть волнение в голосе. – Если меня освободят, Н’АмПасифик окажется под угрозой.

– Хуже, – очень тихо ответила она.

– А. Хуже. Ладно, тогда… Человеческая раса. Вся человеческая раса всплывет брюхом вверх, если я просто чихну на свежем воздухе.

– Хуже, – повторила она.

«Патриция врет. Должна врать. Она просто сухопутная мразь, сосущая соки из беженцев. Найди ее слабое место».

Скэнлон открыл рот, но слова не шли.

Он попытался снова:

– Ничего себе нанобактерия, – голос его показался таким же натянутым, как и последовавшая за ним тишина.

– В некотором роде она больше похожа на вирус, – после паузы произнесла Роуэн. – Боже, Ив, мы до сих пор не знаем, что это. Она такая старая, старше архей.[44] Но это вы уже и сами сообразили. Очень многих деталей я не знаю.

Скэнлон захихикал: