Рихард Феникс. Горы. Книга 1

— Может, он тебе завидует? — обеспокоенно предположил толстяк и подал Рихарду истоптанную куртку и два лезвия, соединённых между собой на манер ножниц. — Смотри, это он уронил. Он тебе вот этим, наверное, угрожал. На горле порез… Ой, был и пропал… А как так быстро?

— Потом расскажу, — отмахнулся Феникс, разглядывая находку, и беззвучно добавил: — Теперь точно придёт…

Наконец Рихард добрался до корзины с надписью «мусор», засунул в неё куртку с перчатками, а лезвия-ножницы спрятал в другой карман штанов. В арку вошёл отец, коснулся саднящей скулы сына, заглянул с недоумением в глаза и сказал:

— Ри, ты находишь себе приключений, стоит только на миг отвернуться — поразительное свойство! Ладно, пошли. Тут хоть и по прямой, но довольно далеко. — Мужчина посмотрел на Бэна, уточнил: — Ты с нами?

— Угу, страж тот, который с вами говорил, сказал тоже прийти. Вроде как, я свидетель или пострадавший. Правда, я так и не понял, кто именно.

Нолан кивнул, и они втроём отправились на аудиенцию к мэру.

* * *

Дорога от Тысячеликой площади поднималась прямо к зданию мэрии. Сине-голубые маленькие плитки устилали её по всей ширине, заходя на стены домов и складываясь в изображения островерхих гор. Сюда не выходили окна, а узкие переулки, ведущие на соседние людные улицы, перекрывали высокие кованые ворота, на их одиночных полотнах отчётливо блестели клейма Фениксов, заверяя в качестве и долговечности изделий.

Далеко впереди в послеполуденном зное терялась свита Августа. Было тихо и пусто. Почти. Маленький старичок в ливрее, стоя на коленях, начищал мозаику на одной из стен. Увидев Фениксов, вскочил, поклонился, едва не клюнул себя длинным крючковатым носом и молча бухнулся обратно, вернулся к труду.

— Пап, ты его знаешь? — шёпотом спросил Рихард, когда отошли подальше.

— Можно сказать и так… Он служил лакеем при бывшем первом советнике. А сейчас новый — из племени Теней. С их приходом, судя по всему, всё изменилось

— А откуда ты знаешь?

Нолан смолчал. Сын дёрнул его за рукав пару раз, не дождался ответа и отошёл. От сине-голубых плит рябило в глазах; свита Августа, казалось, растворилась вдалеке между небом настоящим и отражённым, воздух дрожал от солнечных отблесков, делая всё вокруг зыбким, будто идёшь по поверхности воды изнутри ручья. И что-то плеснуло в этом потоке, надвинулось тёмной массой. Мальчик проморгался и понял, что это недалеко впереди открылись одни из ворот. Оттуда, звеня связкой ключей, выскочил невысокий мужчина и запер за собой. Увидев шедших на аудиенцию, он замер, подпрыгнул и чуть ли не бегом бросился к ним. Рихард спрятался за спину отцу, врезался в мягкого неповоротливого Бэна, а человек подбежал и стиснул в объятиях Нолана.

— Я рад! Я рад! Как же я рад тебя снова видеть, мой драгоценный друг!

— Здравствуй, Урмё, и я рад, — ответил Нолан, смущённо похлопал того по спине, отодвинул от себя, оглядел и добавил: — А ты совсем не изменился.

— Некогда меняться! Столько дел! Столько работы! А ты уже почти старик — да как же так⁈ Возвращайся! Работы полно! Знаешь, как бодрит-молодит⁈

— Ты же знаешь: я завязал, — пожал плечами старший Феникс.

Рихард шагнул в сторону, разглядывая того, кого отец назвал Урмё: невысокий, одет как стражи, но форма не серая, а тёмно-синяя; сзади на поясе трое ножен с короткими клинками и хитрым креплением, чтобы нельзя было достать исподтишка; плоская сумка на длинном ремне через плечо; сбитая на сторону кепка на курчавых рыжеватых волосах. Светло-зелёные глаза и живая мимика делали человека очень молодым, хотя мальчику казалось, что возраст мужчин примерно одинаков: около сорока восьми лет.

— Вот что я тебе скажу: променять работу, для которой ты создан, — дело не правое! Но — личное. И я тебя уважаю за это — за умение выбирать семью и дом. Не то что я, — Урмё рассмеялся, хлопая себя по бокам ладонями, а потом резко обернулся к ребятам. — Который из них твой? А, вижу, — он неожиданно пристально посмотрел на Рихарда, будто видел его насквозь. — Похож! А глаза-то мамкины. Эх, хороший парнишка! Давай его к нам!

— Не-не, нервная работёнка, да и он ещё не определился, кем хочет стать, — Нолан пошёл вперёд, а Урмё вытанцовывал рядом, широко улыбаясь.

— Сколько ж эта дорога тебя не видела? Лет тринадцать? — Человечек щелчком сбил кепку на макушку, обвёл широким жестом и сине-голубые плитки, и серые стены над ними, и будто бы весь мир.

— Шесть. Всего шесть. Когда я сдавал значок. А до этого семь.

Нолан поманил ребят, чтобы те не отставали, но оба и так чуть ли не наступали на пятки взрослым, ловя каждое слово. Рихард напрягся: отец никогда не говорил о своей работе. И мальчик был уверен, что тот всегда был занят на полях в предгорье, а пока не построили сталеплавильный завод, в городских кузницах. Даже в мыслях не было расспрашивать, чем жил отец до появления сына на свет. А тут вдруг всплыла какая-то работа, да к тому же и нервная — было о чём разузнать.