Рихард Феникс. Море. Книга 3

— Прошу вас, господин! Молю! — Тавир сложил ладони перед грудью, — Меня высекли вчера, вот — он, — кивнул на палача, — и у меня, как у Феникса, раны уже затянулись. Было больно! Пятнадцать плетей! До крови. Фениксом клянусь! А сейчас ни следа. Дозвольте показать вам спину, а не пламя!

— И спину тоже, но сначала огонь.

Спорить не имело смысла — Тавир понимал это. Но собственное пламя казалось ему мерзким. И всё же он сосредоточился, вытянул левую руку вперёд и призвал огонь. Ядовито-зелёные язычки заплясали на кончиках пальцев, ластились, будто соскучившиеся котята, вспархивали, вихрились на ладони, разбрызгивая искры-звёздочки, что исчезали почти сразу, не достигнув и пола.

— Вах! — негромко произнёс принц. Положив подбородок на сплетённые пальцы, он смотрел на огонь с любопытством ребёнка, а после кивнул. — Довольно.

И Тавир сжал кулак, оставив тёмно-красную комнату без зеленоватых бликов. Принц велел палачу выйти. И тот, напоследок двинув локтем мальчику в бок, покинул кабинет. Багриан потребовал показать спину. Даже вчера, когда множество народу толпилось вокруг, Феникс не чувствовал себя столь унизительно. Но раз сам предложил, самому же и отдуваться.

— Действительно, ничего нет. Любопытно, — отметил принц, когда Тавир, одёрнув рубашку и куртку, повернулся спиной к двери, упорно глядя себе под ноги и чувствуя, как горят лицо и уши. — Скажи, что здесь?

И Феникс, будто зная, что увидит, поднял взгляд. Проклятая фляжка с кровью Энба-оленей и их гербом. И ещё одна вещица, о которой Тавир совсем запамятовал, держа её в одном кармане рукава с фляжкой. Это была узкая стеклянная колба, неизвестно, как до сих пор уцелевшая, заткнутая пробкой с ироничным изображением на ней черепа и костей, заполненная на две трети зеленоватой пузырящейся жидкостью.

Она попала к нему неспроста. Все связаны, всё связано.

Когда стражи Тени привели дядю Маджера на утро после нападения домой, он позвал Тавира через одного из них, велев оставить разговор в секрете ото всех, даже от дяди Симона. Хрипя и булькая кровью, Маджер отпил из этой колбы и вложил её мальчику в ладонь со словами: «Если захочешь о чём-то забыть, подумай об этом и выпей».

Тавир хотел это сделать после того, как исполнит последний приказ леди Филиппы — опоить принца Радонаса или капитана их корабля кровью Энба-оленей и велеть слушаться того, кто покажет рогатый герб. Не зная, для чего это было нужно леди, перед которой он оказался так виноват, Тавир хотел забыть всю свою жизнь и начать с чистого листа. Человеком. Или не начать… Не продолжить. Так было бы вернее.

Принц Багриан не утруждался повторением вопроса, но мальчик чувствовал требовательный взгляд.

— Господин, я не знаю, что там, — промямлил он, по лицу прошла судорога, как в детстве, когда неумело врал и потом каждый раз получал за это взбучку.

— А здесь?

Зелёный отблеск от жидкости в колбе отразился в полированном дереве. Тавир почесал нос, переступил с ноги на ногу. Как же не хотелось врать. Но сказать правду себе дороже.

— Принимаю лишь честные ответы, — негромко произнёс принц, перекатывая колбу в пальцах.

Тавир молчал, хватая ртом воздух. Руки уже не просто дрожали — тряслись. Кровь отхлынула от лица к ногам, они отяжелели, призывая то ли бежать, то ли упасть. Багриан заговорил, ненамного повышая голос с каждым словом:

— Пятнадцать плетей это больно. А сорок с нашим мастером почти смертельно. Мне нет нужды тратить время, когда можно позвать мастера своего дела. Позвать? — Последнее было произнесено так громко, что мальчик отпрянул от двери, ожидая, что вот-вот ворвётся палач и будет стягать его своим кнутом, пока не с кого будет узнать правды о подозрительных жидкостях.

— Не надо! Пожалуйста, господин!

Он почти упал на колени, но устоял. Его шатало от частого дыхания. Отрывая от себя каждое слово лжи, выкрикнул:

— Не скажу: не ведаю, что там!

— Почему они были у тебя?

— Не помню. Мне подложили!

— Кто? Когда? Зачем?

Тавир резко мотнул головой. С волос ещё стекала вода, пряди противно липли к лицу, цеплялись к одежде. Мальчик увидел серповидные брызги на краю стола, которых до этого там не было. Принц Багриан, приподняв одну бровь, тоже глядел на нарушившую порядок влагу.

Феникс бросился вперёд, бездумно, отчаянно — будь что будет! Выставил правую руку, стирая локтем со стола влагу. Левой же быстро, как ему казалось, схватил стеклянный сосуд. Тело пронзило болью, Тавир закричал. Звякнула и покатилась, бросая зелёные искры, колба. Перевернулась закрытая чернильница, выскочили из своих лож писчие перья. Кинжал с деревянным полукольцом рукояти пригвоздил ладонь к столешнице.

Тавир потерял дар речи и чувства, и опору под ногами, и самого себя. Он даже не доставал до пола коленями, так и лежал поперёк широкого, высокого стола. Кровь растекалась по дереву, над ней поднимались зеленоватые всполохи пламени, в свете которого лицо Багриана искажалось в злорадной усмешке. На пальце он крутил второй такой же кинжал. Спокойный голос принца прозвучал далеко, хотя мужчина был близко: