Рихард Штраус. Последний романтик

Штраус был не особенно щедр в личной жизни. Когда он приглашал к себе людей, с которыми был в хороших отношениях (или которые, по его мнению, могли оказаться ему полезными), шампанское лилось рекой, и Штраус был самим воплощением гостеприимства. Но когда он шел в ресторан (он любил маленькие ресторанчики, где его не узнавали бы), он внимательно изучал поданный счет и часто давал официанту слишком скромные чаевые. В своей книге «Гордая башня» Барбара Тухман посвящает интересную статью Штраусу.[342] В ней она рассказывает, как после парижской премьеры «Иосифа» «композитор пригласил своих друзей, специально приехавших из Германии, Австрии и Италии, на торжественный ужин в ресторане «Лару». После того как гости насладились ранней клубникой и тонкими винами, каждому был подан счет за его долю съеденного и выпитого». Однако мисс Тухман напрасно так этим возмущается: в Германии и Австрии было принято «приглашать» друзей в ресторан, где каждый платил за себя.

Во время концертных турне Штраус был вполне способен поселиться в доме друзей и пользоваться их гостеприимством, считая, что само присутствие Штрауса у них в доме должно повысить их положение в обществе. Если он был в хорошем настроении, он развлекал всех анекдотами из жизни оперных театров. Если же он был не в духе, он укладывался на диван, обложив себя подушками, и засыпал — или притворялся, что спит. Одна женщина, приглашая его к себе на званый вечер, сказала: «Пожалуйста, приходите. С вами никто не будет носиться». На это Штраус ответил: «С Рихардом Штраусом не грех немного и поноситься».

По сути дела, произведения Штрауса обладают большим юмором, чем их создатель. Однако он не был лишен этого чувства совсем и даже мог пошутить на собственный счет. В одной напыщенной послеобеденной речи его назвали «Буддой музыки». Он ответил, что не уверен, что знает, кто такой Будда, но точно знает, что сам он — Пешт. Кайзеру Вильгельму не понравился «Фальстаф». Он считал, что в этой опере нет запоминающихся мелодий, и после спектакля сказал Штраусу: «Дорогой Штраус, надеюсь, что к восьмидесяти годам вы напишете оперу получше «Фальстафа». Штраус ответил: «Ваше величество, мне тоже хочется на это надеяться!»

На оркестровой репетиции «Саломеи» к Штраусу подошел гобоист и заявил, что одно место в партитуре, может быть, и можно сыграть на фортепиано, но никак не на гобое. Штраус посмотрел в партитуру и сказал: «Не беспокойтесь. Это и на фортепиано нельзя сыграть».

Когда в 1947 году, во время его поездки в Англию, один репортер спросил его: «Каковы ваши планы на будущее?» Штраус ответил: «Я планирую умереть».

К разочарованию его биографов, Штраус не был склонен к эротике. У него были умеренные сексуальные потребности. Видимо, все это вылилось у него в музыке. Конечно, полностью в этом уверенным быть нельзя, но точно известно, что он не занимался флиртом и не изменял жене.

Я уже говорил, что он очень любил живопись и не меньше интересовался памятниками древности Греции и Египта. Однако его вилла в Гармише являла собой смесь хорошего и дурного вкуса. У него была среднего достоинства картина Тинторетто, очень хорошая маленькая картина Эль Греко, великолепные резные работы из Южной Германии, красивые гобелены. Но одновременно комнаты были заполнены заурядными безделушками и «произведениями искусства», которыми мог бы гордиться немецкий лавочник, — пивными кружками и расписными кофейными чашками.

Штраус очень много читал, и его литературные вкусы были более интернациональными по характеру, чем его пристрастия в музыке. Как он находил время столько читать? Он читал не только книги или пьесы, которые могли пригодиться ему в качестве основы для либретто, но также самые разнообразные романы и книги по истории. В 1944 году он написал Виорике Урсулеак, что он сползает в «неизлечимую старость и попусту тратит время, читая Плутарха и Ранке, Шекспира и Нестроя и малоизвестные труды Вагнера».[343] В последние годы жизни он начал систематически перечитывать Гете от его первых до последних работ, включая даже научные труды. У него было много книг русских писателей — Толстого, Достоевского и Тургенева. Среди писателей-современников он больше всего ценил Бернарда Шоу.

Шоу также высоко ценил Штрауса, в чем мы могли убедиться из его полемики с Ньюменом по поводу «Электры». После лондонской премьеры «Ариадны» редактор газеты «Нью стейтсмен» Клиффорд Шарп послал Шоу для ознакомления рецензию на оперу, подписанную «Икс» (автором рецензии был Дж. Скуайр). Шоу послал ему ответ в своем лучшем стиле: