– Их нельзя скрещивать как попало, понимаешь? – Фитцке обращался только ко мне. Как будто Оскара рядом не стояло. – Положи водяной камень рядом с полевым – и ничего не выйдет. Можешь даже не пробовать. Абсолютно разные потребности. То же самое с камнем из леса и с побереж…
Последнее слово вдруг закончилось глухим «ш-ш-к-х-х-х!». Фитцке выпучил глаза, прижал руку к груди, а другой отчаянно покрутил в воздухе.
– Ванная… – прохрипел он. И грохнулся спиной на ковер прямо перед нами. Взвилась многолетняя пыль.
Когда что-то происходит неожиданно и вдруг, я начинаю соображать немножко медленнее. Пока я додумывал до конца, как же нам отнести Фитцке в ванную и что вообще ему там нужно – он же уже помылся и все такое, а значит, ему надо в туалет, но пусть не думает, что я стану снимать с него штаны, – Оскар давно уже убежал. И тут же вернулся с пластиковой полоской таблеток в руке.
– Бета-блокаторы, – сказал он. – Сердечные таблетки. Это наверняка они.
Оскар выдавил из упаковки одну сердечную таблетку, приподнял Фитцке голову и сунул ему таблетку между зубов. Я схватил со стола немытый стакан, зачерпнул им воду из ближайшего аквариума и осторожно влил ее в рот Фитцке. Он медленно глотал ее и весь дрожал.
– Потихоньку, потихоньку, – Оскар говорил очень спокойно. Будто тыщу раз имел дело с людьми, которые вот так вот взяли и свалились, не дотерпев до туалета.
Я глядел сверху на синеватые дрожащие губы и длинные волосинки в носу Фитцке. Вдруг послышался звук, как будто всхлипнул ребенок. Вот никогда бы не подумал, что смогу пожалеть Фитцке. Я же считал, он просто прикидывается, что у него что-то не так с сердцем. И в доме ему не верил никто. Мне вдруг стало ужасно, ужасно стыдно!
– Вызвать врача? – спросил Оскар, когда Фитцке перестал дрожать и, кряхтя, стал подниматься с ковра. В морщинистые губы медленно возвращался нормальный цвет.
– Не-е, не надо, таблетка свое дело сделает, – отмахнулся он. Мы хотели его поддержать, а он вдруг шлепнул нас по пальцам. – Чертово сердчишко подурить решило, вот и все.
– Но, может, все-таки вызовем…
– Никакого врача мне не нужно, черт побери!
Фитцке схватил нас за плечи и неожиданно сильно пихнул в коридор. Мы чуть не упали.
– А теперь исчезните! Катитесь, да поживей!
Дверь распахнулась, еще один пинок в спину – БУМС!
Нет, ну вообще! Пусть только не думает, что теперь кто-то захочет спасать ему жизнь еще раз. Тем более что ни обещанного печенья, ни сока нам так и не досталось.
Уже почти четверг
Неправильное переодеванье
Писать дневник по ночам – вот как сейчас – дело замечательно практичное. Мама в клубе. Оскар дрыхнет на своем надувном лужку. И мне можно наслаждаться тишиной и покоем. По идее.
Но получается что-то не очень.
С сегодняшнего вечера я страшно зол на Бюля.
Я-то надеялся, что, вернувшись из отпуска, он все-таки сможет как-нибудь помочь нам с Оскаром в этом сумочном деле. Но так, чтобы нам не надо было выдавать маму. А теперь не хочу иметь с ним никакого дела. Я рад – да, РАД! – что у него с мамой так ничего и не вышло. Иначе ей сейчас пришлось бы ехать в санаторий для женщин с исплеванными с колокольни чувствами. А этот гад – да, ГАД! – уже подкатывал бы к другой. Вот такой вот он, подлый изменщик и предатель!
Ой-ей-ей!
Когда мы вернулись из каменюшни, то первым делом поцапались.
Все началось у меня в комнате. Я вслух размышлял, что, может быть, теперь буду относиться к Фитцке чуточку лучше. Ну, после того, как увидел его коллекцию.
– Только из-за того, что он свалился с приступом? – сказал Оскар пренебрежительно. Он снял очки и подошел к моей маленькой книжной полке. Стал доставать одну книжку за другой. Рассматривал их и снова ставил обратно. – Все равно он совершенно чокнутый. Называет какой-то дурацкий камешек своим самым ценным экспонатом. А тот ведь ни цента не стоит!
– Понятно, что для Фитцке это ценный камень. Он ведь очень много для него значит, – возразил я. – Самый первый его камелёнок. Он его пятьдесят лет ждал и…
Оскар быстро обернулся и прямо-таки вонзил в меня свои зеленые глаза. Деваться от них было некуда. Его взгляд говорил всякие гадкие вещи. Примерно так: