Рикошет сна

— Включи голову и пойми! — шипит на него Эмма. — Он стре-ля-ет! Пусть не самыми обычными пулями — но он несет разрушение! Ты сейчас собираешься одним нажатием пальца уничтожить наш главный рычаг воздействия на этого смутного, скрытного карнавалетика!

— Мы можем попробовать выстрелить по какому-нибудь другому носителю электронной информации, — безразлично пожимает плечами Вильгельм. — По флэшке, жесткому диску или даже компьютеру, на твой вкус… Но тогда мы потратим один из шести патронов.

— Вот именно! Патронов шесть! А телефон один! — Эмма хватает гаджет и засовывает его себе в нагрудный карман футболки. — Им совсем никак нельзя рисковать!

Вильгельм хохочет и пытается отобрать мобильник у Эммы, та уворачивается. Вильгельм откладывает револьвер на край стола и хватает коллегу обеими руками, что до боли напоминает схватку в школьном коридоре на переменке. Эмма складывается в три погибели, прижимая телефон как можно плотнее к коленям — и ее бывший напарник-охранник вынужденно сдается: если начинать внутри склада полноценную драку, можно повредить расставленные и разложенные вокруг вещи.

Я подхожу к окну и опускаю жалюзи. Кошмар, как же мой наставник потерял голову! Его десять раз могли увидеть через окно — для этого даже не требовалось подходить слишком близко к постройке! Может, Вильгельму настолько наскучило в Ритрите и он так горько ностальгирует по своей былой работе, что решил спустить на тормоза абсолютно все меры предосторожности?

— Ладно, хватит бузить, — обращается ментор сам к себе и отходит к стеллажу у дальней стены. — Но вообще хочу заметить, что шум поднял вовсе не я. Я подготовился тщательно и скрупулезно, и не начинал сразу по приходу обвинять других в опрометчивости, — ледяные выразительные глаза Вильгельма уперлись в Эмму, которая поправляла косу на затылке. А потом он извлек из пакета второй телефон, полностью идентичную копию «мишени».

— Ахаха! Шантаж — дело тонкое, — смягчается Эмма. — Я и забыла, что ты профи с многолетним стажем и просто иногда любишь потрепать окружающим нервы.

— Не то слово люблю — обожаю! — причмокивает губами Вильгельм, — но мишенью был все-таки подлинник. Тот аппарат, который сейчас находится в моих руках — это муляж одной лишь внешней оболочки телефона. По размерам и весу этот корпус точно совпадает с настоящим смартфоном, но внутри него нет никакой начинки, и включить его невозможно чисто технически.

— Сколы, пятнышки и царапинки все перенес, ничего не забыл? — уточняет Эмма. — Если мальчик долгое время выживал один на один с этим гаджетом, он его каждый миллиметр с закрытыми глазами опознать сможет…

Вильгельм ничего не отвечает, но поднимает с полки коробку для компакт-диска. Надо же, этот формат еще используется? Я про него и думать забыла. В коробке обнаруживаются сразу три идентичных диска, которые продавались чистыми и чья поверхность одинаково безлика — лишь крошечные маркерные пометки дают понять о содержимом носителя.

— На этом, — Вильгельм поднимает первый диск, — записан документальный фильм о полном цикле выращивания тройноплодной клубники, от выбора семян на рынке до сбора урожая с грядок. Контент исключительно мирный, безобидный и местами настолько умилительный, что аж слеза наворачивается. На втором диске — тоже документальная съемка, только совсем иного характера. Это кадры сначала подавления восстания ремесленников Югократии, потом исход мятежников из городов и зарождение партизанского движения в сельской местности, потом час непрерывной мясорубки во время какого-то там сражения, о котором сейчас уже никто не помнит. На этом втором диске сплошная кровь, мясо и ужасы. На третьем… — ментор подковыривает третий плоский кругляшок и невинно моргает, — сборная солянка, равномерная нарезка кадров с первого и второго диска. То беленькие цветочки в огороде — то оторванные головы на улицах бунтующего города. То таблетки удобрений в земле — то пулеметные очереди по палаточному городку. Стелла, по чему ты хочешь выпалить: по повстанцам или по клубнике?

Я открываю рот, чтобы напомнить о своем минимальном опыте обращения с огнестрельным оружием — но тут же закрываю. Мне предоставляется редкий шанс! Во-первых, я не на Той Стороне — а значит, правила моего личного Устав на меня сейчас не распространяются. Во-вторых, стрелять предстоит не по удаленной, мелкой, движущейся или неким иным образом капризничающей мишени — а по удобному и понятному диску, который я могу поставить чуть ли не впритык к револьверному зеву.

Совсем впритык, конечно, я не ставлю — но и отхожу не не максимально возможное в пределах склада расстояние. Сейчас главное — не красота моего жеста, а точное попадание.

Податливый курок словно бы сам шевелится под моим пальцем, и в диск летит белый луч — который в теплом дневном свете, просачивающемся через краешки жалюзи, видится по-хирургически ледяным.