Рикошетом

– Боже, – простонала она. – Такое чувство...

– Я знаю, детка. Я знаю, – я провел языком по щеке, прежде чем жадно поцеловать ее.

Этого было достаточно, чтобы она слетела с катушек, ее крики наполнили заброшенный дом.

Потребность прожгла меня насквозь, и не успел я опомниться, как расстегнул пуговицу на джинсах и подхватил ее руками под задницу, приподнимая к стене. Скользкая киска Калли притянула меня к себе, и я был почти внутри нее, когда что-то заставило меня остановиться.

– Ты уверена?

Она уставилась на меня, отказываясь отвечать.

– Ты. Уверена? – рявкнул я, готовый взорваться. Если бы я не попал внутрь нее в следующие пять секунд, я бы просто воспламенился.

– К черту, – прорычал я, врезавшись в нее.

Лодыжки Калли сомкнулись за моей спиной, когда я вошел в нее.

– Зак... – выдохнула она.

– Да, детка? – пробормотал я в изгиб ее плеча, двигаясь сильнее. Быстрее. Не заботясь о том, что ее спина, вероятно, была разорвана в клочья из-за стены. Она чувствовалась чертовски хорошо. Такой тугой и влажной.

– Почему это так хорошо? – воскликнула она.

– Потому что ты моя, Каллиопа, – моя рука легла ей на горло, прижимая ее.– Ты всегда была моей.

Но тогда она не была моей.

Может быть, она никогда не была моей.

Глава пятая

Калли

Прошло целых пять дней с начала моего пребывания в СУ, прежде чем мой отец позвал меня в свой дом – большое просторное место с видом на океан, на клочке земли, расположенном прямо между Стейнбеком и Морентой. На секунду я подумала отказаться. Но это только сыграло бы ему на руку. Кроме того, перед смертью моя мама попросила меня попытаться.

Боже, я ненавидела это слово.

Обещание, которое я дала умирающей женщине. Женщине, которая была рядом со мной, несмотря ни на что.

Как бы мне было неприятно это признавать, внутри меня все еще жила маленькая девочка, ребенок, отчаянно нуждавшийся в одобрении своего отца. Я проходила терапию, чтобы справиться с этим... но были некоторые вещи, которые никакие разговоры не могли исправить. Они были просто частью меня, как кровь, которая текла по венам, и соль, которая смешалась со слезами.

Заставив себя подняться по тропинке, я заправила прядь волос за ухо. Я не потрудилась принарядиться, ограничившись джинсовыми шортами скромной длины и полосатой футболкой. Не успела я подойти к двери, как она открылась.

– Ты опоздала, – сказал Каллум.

– Нет, – я посмотрела на свои наручные часы. – Я пришла на две минуты раньше.

– Неважно. Папа на кухне.

Если не считать нашей ссоры на днях, я не видела своего брата почти три месяца – со дня похорон, – и это все, что он мог мне сказать.

Это задело гораздо сильнее, чем следовало бы. Не я разрушила наши отношения, это все из-за него. Он выбрал отца при разводе наших родителей. Он решил заниматься баскетболом любой ценой.

У меня не было права голоса в этом вопросе.

– Я тоже рада тебя видеть, – проворчала я, входя внутрь и наблюдая за его удаляющейся фигурой. Проходя по дому, я почти не удивилась, увидев шкафы и полки, заполненные трофеями и медалями Каллума. Там была стена, полная газетных вырезок и фотографий, все о моем брате. Его лицо. Его жизнь. Его награды. Ему принадлежало сто процентов полок моего отца.

А что получила я?

Текстовое сообщение с требованием прийти к нему домой сегодня, через пять дней после моего приезда в Стейнбек.

Было бы смешно, если бы не было так грустно.

– Эй, – крикнула я. Мне довелось побывать здесь всего несколько раз, когда была младше. Тогда, когда я отчаянно пыталась спасти свои отношения с Каллумом. Но быстро стало очевидно, что это бессмысленно. Нельзя бороться за то, что уже мертво и похоронено.

– Сюда, – баритон моего отца эхом разнесся по дому.

Я нашла его в кабинете, уткнувшегося носом в стопку бумаг.

– Ах, Каллиопа, ты опять за свое. Как всегда, опаздываешь.

– На самом деле, я не... – я подавила желание поспорить. – Ты хотел меня видеть?