Рим 2. Легионы просят огня

Фурий замер. Проклятый живот! Ненасытная утроба! Вечно он хочет есть. Теперь твоему хозяину достанется!

Легионеры обернулись. Огромный легионер, что стоял ближе всех к палатке, где спрятался Фурий, прищурился. Новобранец отпрянул от дырочки в ткани — поздно! Его увидели. Бежать некуда, его сразу же обнаружат.

— Что там? — спросили из толпы. — Эй, Виктор!

Огромный легионер повернулся к палатке спиной и развел руками.

— Простите, братья. Похоже, мой живот тоже желает вступить в братство.

В толпе солдат засмеялись. "Это же Виктор!", "опять он". Седой легионер шикнул, смех стих.

— Виктор! — укоризненно сказал седой. — Опять ты со своими шуточками… Смотри, мое терпение лопнет.

Фурий вздохнул. Пронесло!

Снова забубнил седой легионер, кандидаты отвечали хором и нестройно.

В палатке — в контубернии — обычно живут восемь человек. Их называют со-палаточниками. Каждый из них — воин, брат, каждый — наследник остальных, они обменялись письмами, клятвами и завещаниями. Если убьют одного, другие сделает все, чтобы исполнилась последняя воля брата по оружию.

Исключений не бывает. Но выше контуберний идет тайное общество легионеров. И если братья по палатке позаботятся о твоей смерти, то братство — о твоей жизни.

Виктор подождал, пока все разойдутся, и встал на выходе из палатки.

Мальчишка, наконец, не вытерпел, высунул нос. Виктор мгновенно поймал его за шиворот, вытащил, несмотря на сопротивление, и отвесил подзатыльник. Весил тирон всего ничего, одной рукой можно поднять, как кутенка. Что Виктор и проделал.

— Эх ты, зелень легионная! — сказал он с ухмылкой. — Подглядываем?

Мальчишка зло засопел. Глаза у него были боевые, Виктор покачал головой. Именно из таких упрямцев получаются отличные солдаты и настоящие товарищи.

— Пусти! Ну!

— Как зовут, зелень?

— Фурий… Фурий Люпус.

Яростный Волк? Виктор засмеялся. Держа одной рукой лягающегося мальчишку, другой вытащил из-за пазухи кусок хлеба. Он достался легионеру при сегодняшнем обряде. Протянул салаге.

— На, держи, Волчонок.

— Это еще зачем?!

— Станешь центурионом, отдашь.

* * *

Воробей смотрит на меня через оконце в стене палатки.

Он сидит на перекладине вексиллы с надписью "II когорта". Под птичьими ногами трепещет ярко-алая ткань. Знамя слегка покачивается от порывов ветра.

Я хмыкаю, беру стеклянное перо, обмакиваю его в чернильницу. Затем аккуратно вывожу:

ПРИВЕТСТВУЮ~КВИНТ~

Чернила стекают по винтовым стеклянным дорожкам, ложатся на пергамент. Впитываются в пористую желтовато-коричневую поверхность.

Хороший пергамент. Египетский.

Что сказать этому оболтусу? Вопрос. Я редко пишу младшему брату. Можно было бы оправдаться: мол, одно письмо в два месяца Квинт еще в состоянии осилить, но чаще испытывать его терпение — уже чересчур. Но это ложь.

На самом деле я не знаю, что написать младшему брату.

Никогда не знал.

Квинт — странный человек. Не будь он моим младшим братом, я бы, пожалуй, его ненавидел.

Вспомнить хотя бы, чем занимался Квинт до своего изгнания на флот…

Обманывал людей, врал и мошенничал, входил в доверие к женщинам и убивал доверие мужчин. Он точно собирался повторить все пороки легендарного Катилины. Квинт наделал в Риме столько долгов, что мне пришлось стоять насмерть, чтобы кредиторы позволили ему уехать из города — живым.

Я помню лицо Квинта, когда он уезжал. Спокойное и беззаботное.

Как можно обманывать людей и оставаться при этом добрым малым с таким простодушным взглядом?!

Будем честны. Квинт, мой младший брат — мошенник, балбес и негодяй. Позор семьи. Но при этом он — самый красивый и обаятельный из нас. И ему предсказано умереть молодым…

Ну, если он будет продолжать в том же духе — так и случится.

Светлые волосы. Высокий рост. Голубые глаза…

Как у варвара! Красавец. Застывшая глупость.

Человек, достаточно умный, чтобы обманывать людей, но — недостаточно умный, чтобы понять: поступать так не следует.

Квинт.

Мой глупый младший брат.

Мой… пока еще живой младший брат.

— КОГДА~ТЫ~ПОЛУЧИШЬ~ЭТО~ПИСЬМО~

…вывожу я.

* * *

Временный лагерь Восемнадцатого Галльского. Обычная практика — легион в походе, прежде чем встать на ночлег, строит укрепления. И врагу не застать нас врасплох. Это — тоже часть нашей военной легенды.

Пасмурное небо. Ветер усиливается. Палатки хлопают на ветру.

До меня доносится запах подгорелой пшенки. Легионеры завтракают.

— Легат! — салютует мне всадник. — Пропретор требует вас к себе!

Проклятье. Опять военный совет?!

У входа в консульскую палатку меня приветствует Нумоний Вала.

— Слышал, Гай? Вар лично будет вести суд.

— Суд? — я поднимаю брови.

— Получен донос…

Все равно не понимаю. Задерживать легионы ради кляузы? Зачем?!

— И что с того?

Нумоний потирает шрам на затылке, смотрит на меня.

— Ты действительно не знаешь? Донос на Арминия, префекта вспомогательных когорт, — глаза легата в красных прожилках от недосыпа. — Теперь понятно? Мне казалось, что он — твой друг.

Это как удар в голову. Искры. И заваливающийся на бок мир…

Я моргаю.

— Арминий? — голос сел. — В чем же германец провинился?

— Преступление против общества.

Дурацкие судебные формулировки!

— То есть…