«Рим, или Второе сотворение мира» и другие пьесы

А н д е р с о н. Какой там объект, графиня. Никакого объекта нет. Нам не о чем вести переговоры. А хоть бы и был, у меня нет его координат. Остов судна находится где-то юго-восточнее Борнхольма, может быть, как раз там, где после войны потопили тонны боеприпасов. Что бы ни лежало в тех ящиках — ничего этого уже нет! Мой «Нордланд» не был океанским лайнером, который, подорвавшись на мине, получает одну-единственную пробоину и идет ко дну целехоньким. «Нордланд» — небольшой пассажирский пароход, ходивший вдоль побережья. Для такого суденышка мина — все равно что крепкая серная кислота для медной монетки: она его уничтожает. Вы же сами были при этом: сколько времени судно продержалось на воде? Четверть часа? Пять минут?

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Я была без сознания. Прилльвиц говорит, примерно десять минут.

А н д е р с о н. Интересно. Грохочет взрыв, Прилльвиц включает секундомер, поворачивается ко мне, хватает карту, короткая стычка, я вытаскиваю пистолет, стреляю, он цепляется за штурвал, вода захлестывает нас, он натягивает спасательный жилет, выключает секундомер и прыгает…

К а р о л а. Кто стреляет?

А н д е р с о н. Я.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Фото, Рауль.

Рауль показывает. Карола берет в руки снимок. Пауза.

Р а у л ь. Что скажете, se~nora?

К а р о л а. Мальчишка. Сделал все-таки эту татуировку. Страсбургский собор. Боже мой, как давно все это было, как давно.

Р а у л ь. Больше ничего не добавите?

К а р о л а (возвращает ему фото). Вам это не интересно. Просто мы поспорили. Я считала, что он не решится выколоть на груди церковь. Мне хотелось венчаться в Страсбургском соборе.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. А шрам?

К а р о л а. След ножевой раны после драки в Сан-Паули. Он был заядлый драчун, покойный Прилльвиц.

Р а у л ь. Asqueroso! Una desgracia! Maldito![14]

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Вы не выдумали все это только что?

К а р о л а. Если вы были близки с мужчиной, то и сами знаете, что мелочи, особенно дорогие вашему сердцу, не забываются. До самой смерти.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Например, драка в Сан-Паули?

К а р о л а. Например, шрам.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Не повезло.

А н д е р с о н. Они утверждают, что шрам этот — от пули, которую я якобы всадил в Прилльвица.

К а р о л а. Уж ты бы не промахнулся.

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Вот оно что. Я и не знала.

К а р о л а. Зато теперь знаете. Отец терпеть не мог Прилльвица, а тот его. Повторяю, я готова уйти с вами. Хотя бы кухаркой.

Л о й к с е н р и н г. Вы не Белоснежка, а мы — не семь гномов. Без координат похищение не состоится. Вы нужны нам только как залог их истинности.

К а р о л а (Андерсону). Скажи им координаты. Чего ты тянешь? Пусть себе ныряют. И пусть этот металлолом насквозь проржавел — тебе-то что? А я хоть полгода поживу в свое удовольствие. Раньше мая-июня в море не полезут: холодно. И до той поры не смогут от меня отделаться. Где ваша штаб-квартира?

Р а у л ь. Знает ваш отец координаты?

К а р о л а. В своем деле отец всегда был педантичен до крайности. Он и сейчас перечислит вам по памяти все маневры «Памира» у мыса Горн, хотя с той поры минуло шестьдесят лет. Как же ему не знать координат катастрофы, погубившей его собственное судно всего тридцать один год назад в каких-то трехстах километрах отсюда по прямой?

А н д е р с о н. Что это значит, Карола?

К а р о л а. Разве ты не был педантичным? И не остался таким до сих пор? Ты уже не переменишься — вплоть до Страшного суда. Разве не твой конек — отмерять, взвешивать и считать? Деньги, мясо, показания барометра, мой досуг, наши развлечения, птичий корм, молоко для кошки? Я сказала «наши развлечения»… Да я не имела права даже посадить кусты, которые мне нравились, или посеять цветы, которые радовали бы мой глаз. Только мальвы, дрок, терновник, падуб и каштан — ничего больше.

А н д е р с о н. Потому что они выносливее и легко приспосабливаются.

К а р о л а. К тебе.

А н д е р с о н. Нет, к суровому климату наших мест. К почве. Что тут такого?

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к (встает). Строгие отцы в наше время большая редкость. А жаль. Не было бы нехватки в сильных личностях, если бы цивилизация не подкосила под корень авторитет отцов.

Р а у л ь. Si, si, condesa, buen[15].

Г о с п о ж а  ф о н  Б р а а к. Я говорю сейчас не о вашем отце, Рауль. Ваш отец был фашист. Он был плодом эпохи, поднявшей на щит теорию, согласно которой воля заменяет талант и каждый может по своему усмотрению влиять на нравственный климат мира. Напрасно вы осуждаете отца за его любовь к порядку, Карола. Хочется сажать цветочки — ну что ж. А если они не выживут?