Рим. Роман о древнем городе

Антоний пил больше всех и, хотя не выказывал признаков опьянения – язык его не заплетался, он не кричал, не бранился и не жестикулировал больше обычного, – глаза его светились озорным блеском.

– Ну, командир, – обратился он к Цезарю, – скажи, наконец, ради какого такого важного заявления ты всех нас собрал?

Цезарь улыбнулся. Он держал всех в напряженном ожидании, пока подавали рыбу, а затем дичь. Но теперь понял, что если не скажет сейчас то, что намеревался, то даже заварной крем Антонию в горло не полезет.

– Быстро же ты, Антоний, устал ждать. Ладно, полагаю, хватит вас мучить. Я специально попросил Лепида пригласить сюда группу избранных. Некоторым из вас довелось воевать со мной в Галлии и стать свидетелями капитуляции Верцингеторикса. Другие сражались при Фарсале, где мы одолели Помпея. Иные побывали в Александрии, где мы установили мир между враждующими египтянами, несмотря на все их вероломные уловки. Кое-кому довелось сражаться у Тапса, где встретил свой конец Катон. Все вы уже испытаны в сражениях или будете испытаны. – Он улыбнулся, бросив взгляд на Луция. – Вы представляете собой отборный отряд, элиту римского воинства. Вы же – наиболее доверенные из всех моих военачальников. Вот почему я собрал вас здесь особо перед официальным оглашением моих намерений, которое состоится завтра.

– Да! – прошептал Антоний – Это насчет…

– Парфии, – закончил за него Цезарь, не позволявший встревать перед ним даже Антонию. – Я пришел к окончательному решению относительно вторжения в Парфию.

Присутствующие замерли. В принципе все знали, о чем должна пойти речь, но значимость задуманного была столь велика, что это казалось нереальным до тех пор, пока решающие слова не были произнесены вслух.

– И?.. – не выдержал, проявив чуть ли не мальчишеское нетерпение, Антоний.

Цезарь рассмеялся:

– Терпение, Антоний! Терпение! Сейчас подадут следующие блюда. Мы насладимся нежными ломтиками домашней птицы и свинины с яичной подливой и приправой гарум – правда ведь, Лепид? Недаром говорят, что повар Лепида – один из лучших на Палатине.

– Командир, пожалуйста…

– Ладно, следующая перемена может подождать.

Цезарь прочистил горло.

– Я полагаю, что мне следует встать, а всем вам взять свои чаши. Добрые друзья, не далее как завтра Цезарь обратится с запросом к сенату, и сенат даст свое согласие.

Эти слова были встречены легкими смешками.

– Цезарь потребует предоставления новых военных полномочий, целью которых будет проведение кампании против… Антоний, смотри не лопни!

Последовал новый взрыв смеха, и лишь после этого Цезарь вымолвил слово, которого все так ждали:

– Парфии.

– Парфия! – вскричали командиры, поднимая чаши.

«Итак, – подумал Луций, осушая чашу вместе со всеми, – слухи подтвердились».

Его двоюродному дяде оказалось недостаточно власти над всем Средиземноморьем, и он устремил свой взор к Древней Персии, некогда покоренной Александром, на земле которой ныне находилось могущественное и воинственное царство Парфия.

Парфия являлась единственной державой, способной соперничать с Римом. Когда Луцию было девять лет, человек по имени Марк Лициний Красс, стяжавший славу подавлением грандиозного восстания рабов под предводительством Спартака, используя Сирию как базу для проведения операции, двинул армию Рима против парфян. Красс, богатейший человек в Риме, обладал таким же политическим влиянием, как Помпей и Цезарь. Установившееся временное равновесие сил заставило их прийти к соглашению и ввести режим совместного правления, получивший название триумвирата, хотя каждый из них стремился к единоличной власти. Красс полагал, что путь к ней ему проложит победа над Парфией. Он надеялся совершить там то же, что Цезарь в Галлии, и добавить к своему богатству славу полководца, присоединившего к Риму новую, ценнейшую провинцию. Тем более что баснословные сокровища Парфии намного превосходили стоимость всего, что можно было добыть в Галлии.

Вместо победы Красс повстречался с Немезидой. В битве при Карнах его армия была окружена и безжалостно расстреляна парфянскими стрелами, пробивавшими доспехи. Сын Красса Публий, возглавивший попытку кавалерийского прорыва, погиб во время атаки, а его отрубленную голову враги демонстрировали осажденному в римском лагере отцу. После того, как двадцать тысяч римских солдат пали на поле боя, а еще десять попали в плен, парфяне предложили Крассу перемирие, но обманули его, захватили и отрубили ему, как и его сыну, голову.

Парфяне пышно отпраздновали победу, а главный трофей, голову Красса, послали в подарок своему союзнику, царю Армении, который предположительно использовал ее как реквизит при постановке пьесы Еврипида «Вакханки». Вот так посмеялась судьба над человеком, желавшим властвовать над миром.