Рим. Взгляд со стороны

Секуляризация государственной власти в разных странах и Французская революция способствуют окончательному подчинению Риму местных церквей. В тот момент, когда оказалась разрушена система папских владений (лишь символически некоторые из них были возвращены Католической церкви в 1929 г.), в ужасе от наступления враждебных сил современности, Рим, пытаясь оградить себя неприступной стеной, вырабатывает формулировки Ватиканского собора (1870 г.). Это, с одной стороны, догмат о непогрешимости ex sese non ex consensu ecclesiae (самого по себе, а не из согласия Церкви) определений, касающихся веры и нравов, провозглашаемых папой ex cathedra; это также утверждение его непосредственной и «подлинно епископской» юрисдикции над всей Церковью. «Если кто–либо станет утверждать, что Римский понтифик имеет лишь обязанности надзора и общего руководства, а не полноту власти и высшую юрисдикцию над всей Церковью… или, что он имеет лишь значительную часть, а не полноту этой высшей власти; или, что власть его не является непосредственной и установленной, согласно обычаю, простирающейся над всеми и каждой из Церквей, а также над всеми и каждым пастырем и верным, да будет анафема».

Хотя отцы собора подчеркивали, что не желают отдаляться от предания, ясно выраженного на Великих соборах, во времена которых «Восток пребывал с Западом в единстве веры и любви», догматы Первого Ватиканского собора оказались неприемлемы для православных (и для других христиан, не католиков). Не была ли выражена истинная позиция Латинской церкви, как то представляется с православной точки зрения, в текстах, совершенно прозрачных, принадлежащих меньшинству участников собора, мнение которых оказалось неуслышанным? Монсеньер Спалдинг, архиепископ Балтимора, цитировал святого Григория Великого: «Мое благо… в твердой крепости моих братьев по епископскому достоинству». Монсеньер де Лас Касес, епископ Иппона, выражал сомнение в том, что «папа пребывает единственным епископом всей Церкви, а остальные лишь именуются епископами, в действительности являясь простыми викариями». Монсеньер Бравар, епископ Кутанский, выражает и уточняет ту же мысль: «…епископы окажутся лишь викариями римского понтифика, сменяемые по его желанию, тогда как Христос избрал двенадцать апостолов, которых называл Своими апостолами; мы все, назначенные на свои кафедры, когда получали полноту священства, считали, что поистине и невозвратно обручаемся этим церквям перед Богом, подобно таинству супружества». Отважный греко–католический патриарх Антиохийский Григорий II заявил, что «Церковь не является абсолютной монархией»; утверждая перед Пием IX, что заготовленные формулировки противоречат Преданию, он спровоцировал знаменитую реплику папы: «Предание это я!». Когда в конце собора, уходя в отставку, он склонился, чтобы поцеловать туфлю понтифика, Пий IX наступил ему на затылок, восклицая: «Упрямая голова! Упрямая голова!».

В 1875 г., в разгар Kulturkampf’a, Пий IX в письме немецким епископам, в котором он одобрял их толкование догмата о папской власти, сам смягчает этот догмат, выражаясь, однако, двусмысленно и не затрагивая вопроса по существу. Немцы утверждали, что папа является епископом Рима, а не Бреслау или Кельна, но он «пастырь и глава всех епископов и всех верных, его власть должна признаваться всеми и везде, а не только в отдельных и исключительных случаях».

Диалектика первенства и соборности в случае с принятием этого догмата оборачивается бессмыслицей: тот факт, что для утверждения непогрешимости папы необходим собор, является чистейшим противоречием, ибо получается, что «папа, — как пишет в своем неизданном этюде Алексис ван Бюннен, — имел необходимость в соборе, чтобы непогрешимо заявить, что никогда в нем не нуждался».

В народной религиозности (как, впрочем, и для некоторых интеллектуалов) папа оказывается отныне «единственным человеком, которого другие люди признают находящимся в прямой связи с Богом», «человеком, который представляет на земле Сына Божия. Как таковой, он действует от имени Второго Лица всемогущего Триединого Бога». Миф о центре вселенной обогащается здесь мифом о царе–священнике, единственном посреднике между людьми и небесными силами.

Православная реакция