Римлянка

Одевшись и причесавшись, я пошла в кино и два раза подряд посмотрела один и тот же фильм. Когда я вышла из кинотеатра, было уже поздно, и я направилась в кафе, где мы с Джизеллой условились встретиться. Это кафе было шикарное в отличие от той скромной кондитерской, которую мы обычно посещали вместе с Риккардо; сюда я попала впервые. Я тут же поняла, что Джизелла не случайно выбрала это место, ей хотелось подчеркнуть мои прелести, набить мне цену. Все эти уловки и хитрости, а также и другие, о которых я еще упомяну в свое время, действительно могут надежно обеспечить материальное положение молодой красивой женщины вроде меня, что является желанной целью многих женщин. Но не всем удается достигнуть этого, и я как раз принадлежу к числу таких неудачниц. В силу своего простого происхождения я всегда смотрела с недоверием на все роскошные места: в дорогих ресторанах и кафе я чувствовала себя неловко, стыдилась улыбаться или переглядываться с мужчинами, мне казалось, что меня выставили к позорному столбу под ярким светом хрустальных люстр. И наоборот, я всегда питала глубокую и искреннюю любовь к улицам родного города со всеми его домами, церквами, памятниками, магазинами, городскими воротами, ценила эти красивые и родные улицы больше любого роскошного зала ресторана или кафе. Мне нравилось гулять по улицам и бульварам в вечерние часы, медленно прохаживаться вдоль освещенных витрин магазинов, поглядывая временами вверх на постепенно темнеющие кусочки неба в просветах между крыш, нравилось толкаться в толпе и выслушивать, не оборачиваясь, недвусмысленные предложения мужчин, которые иной раз, поддавшись внезапному соблазну, отваживались шептать мне их на ухо; нравилось без конца ходить взад и вперед по одной и той же улице, и я прекращала прогулку, только когда выбивалась из сил, но душа моя оставалась все такой же свежей и ненасытной, будто я бродила по большому базару, где одна диковина сменяет другую. Улица заменяла мне и гостиную, и ресторан, и кафе; ведь я родилась в бедности, а бедняки, как известно, умеют развлекаться, не тратя денег, они любуются выставленными в витринах магазинов товарами, которые не могут купить, и фасадами домов, в которых не имеют возможности поселиться. По той же причине мне нравилось бывать в церквах, которых в Риме великое множество и которые открыты для всех. В этих богатых храмах среди мрамора, позолоты и дорогих украшений застарелый и тяжелый запах нищей толпы перебивает порой благовоние ладана. Конечно, богатые синьоры не прогуливаются по улице и не ходят в церковь, они разъезжают по городу в машинах и, откинувшись на спинки сидений, читают газеты; а я предпочитала улицу всем другим местам, поэтому сразу же пресекала все знакомства, которые, по мнению Джизеллы, необходимо было поддерживать, жертвуя своими даже самыми глубокими привязанностями. Я ни за что не соглашалась идти на эту жертву, и все время, пока длилась наша дружба с Джизеллой, мои вкусы были предметом бурных споров. Она не любила улицу, к церквам относилась равнодушно, а толпа вызывала в ней презрительное отвращение. Пределом ее мечтаний были дорогие рестораны, где предупредительные официанты следят за каждым жестом клиентов, самые роскошные кафе и игорные салоны, а также модные дансинги, где музыканты наряжены в особые костюмы, а танцующие все сплошь в вечерних туалетах. Здесь Джизелла перевоплощалась, меняла манеры, жесты, даже голос. Словом, изо всех сил старалась казаться дамой из высшего общества, что было для нее идеалом, которого она, как вы увидите впоследствии, в какой-то мере достигла. Но самое любопытное, что человека, которому было суждено удовлетворить ее честолюбивые планы, она встретила не в этих роскошных ресторанах, а благодаря мне, именно на улице, которую так ненавидела.

Джизеллу я застала в кафе вместе с мужчиной средних лет. Он был коммивояжером. Джизелла представила его мне как синьора Джачинти. Он показался мне плечистым, среднего роста, но, когда он встал, я увидела, что он вовсе не высок, а очень широкие плечи делали его еще приземистей. Свои блестящие, как серебро, седые густые волосы он, очевидно, с умыслом подстригал «под ежик», надеясь казаться выше ростом; черты его румяного, пышущего здоровьем лица были правильные, даже благородные, как у статуи: прекрасный лоб, большие черные глаза, прямой нос и хорошо очерченный рот. Но выражение кичливого самодовольства и наигранного благодушия делало это на первый взгляд красивое и величественное лицо скорее отталкивающим.

Я немного волновалась, поэтому, обменявшись рукопожатием с новым знакомым, молча опустилась на стул. Джачинти как ни в чем не бывало продолжал разговаривать с Джизеллой, будто я подошла к ним просто случайно, хотя в действительности все затевалось ради встречи со мной.

— Ты не можешь пожаловаться на меня, Джизелла, — говорил Джачинти, положа ладонь на ее колено, — сколько времени длился наш союз, назовем его так, хорошо?.. Полгода? Так вот, скажи, обидел ли я тебя хоть раз за эти полгода?