Читаем Римшот для тунца полностью

Был и совсем беспрецедентный случай. Один из посетителей, неприметный мужчина неопределенного возраста, захотел приобрести картину молодого художника из Тернея Пиони Мухорота, известного до сих пор лишь в кругу знавших его лично. Цену за картину он предложил такую, что Пиони был готов подарить ему и остальные четыре, собственноручно доставить произведения на дом и вкрутить для них в стену анкера. После этого события нищий, всегда голодный Мухорот обрел не только приличное жилье на своей суровой родине на севере Приморского края, но и снискал уважение и славу среди коллег. Позже эту историю тонко и изящно преувеличили: вместо избы в Тернее фигурировали апартаменты в Москве, а безвестный чудак-меценат трансформировался в работника Лувра. Но это уже не важно.

«А как же родители?» – поинтересуется кто-то. А вот как. Мать ушла, как только ей в лицо прилетела первая порция риса. Громко выругавшись, она покинула «Монолог Тунца» навсегда. Другое дело – отец. Неожиданным образом выставка современного искусства вызвала горячий отклик в его душе. Если во время перформанса он стоял с каменным лицом, периодически отбиваясь от летевшей в него крупы, то просмотр арт-объектов его явно заинтересовал. Из всех работ он выделил инсталляцию Асафа Глыбы «От Чугуевки до Сириуса». На суд зрителей Глыба представил мощную, объемную композицию, состоящую из множества металлических деталей. Широкая у основания, она устремлялась ввысь, постепенно сужаясь. Заканчивалась инсталляция оцинкованной воронкой, повернутой острым концом вверх. Эта работа, как мне это виделось, была посвящена колонизации Марса жителями Чугуевки. Глядя на этот арт-объект, каждый бы уверовал, что в скором времени именно чугуевцы, как избранный народ, отправятся осваивать просторы Вселенной. Наверное, уверовал и мой отец.

– Нравится? – тихо, чтобы не нарушить гармонию, спросил я.

Хотя можно было и не спрашивать. Его одухотворенное лицо с горящими глазами красноречиво говорили лучше всяких слов.

– А ночью кто это охраняет? – хищно пошевелил усами отец.

«Неужели хочет украсть?» – пронеслось в голове. – «Где же он собирается хранить такой огромный экспонат? Уж не в нашей ли пятнадцатиметровой гостиной? И как отреагирует на пропажу Асаф Глыба?»

Но не успел я закончить свои предположения, как отец перебил:

– Видишь, в центре ту длинную палку? Это рулевая рейка. Как раз на наш Крузак подойдет тика в тику. Износ минимальный. Да и год выпуска, уверен, тот, что надо.

Я был рад одному: Глыба в этот момент был от нас далеко.

В течение этого незабываемого дня я постоянно сталкивался с Ирэной, но у нас не было возможности спокойно поговорить. Она то подбадривающе подмигивала мне, то, пробегая мимо, на ходу пожимала мне руку, то посылала воздушные приветы, тем самым показывая, что она меня помнит и ей тут нравится. Каждый раз, попадая в мое поле зрения, я видел рядом с ней Семена. Судя по ее раскрасневшемуся лицу и его галантным позам, я мог бы предположить, что им было друг с другом интересно. Образно выражаясь, «Монолог Тунца» для них обернулся диалогом. А еще я был приятно удивлен, что Ирэна поменяла прическу, соорудив на голове примерно то, что я ей показывал своими неумелыми движениями в ее кабинете около года назад.

Домой я пришел совершенно обессиленный, но счастливый. Я открыл свой дневник и написал: «Наступила весна. Серая Шейка вылезла из своей берлоги и пошла по своим делам». Затем, окинув взглядом единственную исписанную страницу, я почувствовал безумный прилив сил и потребность поделиться чем-то очень важным. И, как тот тунец, окученный римшотом, сел за компьютер и быстро стал писать обо всем, что со мной произошло за эти четыре трудных месяца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза