Читаем Римшот для тунца полностью

Я проделал большой путь к пониманию такого спорного вида искусства. Конечно, было бы глупо назвать меня знатоком экзистенциальных смыслов всех работ, но, как бы то ни было, шаг навстречу мною был сделан. Даже полтора. Ведь я тоже решил представить на выставку свою инсталляцию. Долго раздумывал, не будет ли это слишком по-делитантски с моей стороны. Но когда рассказал свою идею Наташе и Семену, они горячо меня поддержали. Свой арт-объект я посвятил девочке, которую знает каждый, Мурочке Чуковской. Кому в детстве не читали детские сказки в стихах Корнея Ивановича Чуковского! Однако, не каждый знает трагедию, связанную с тяжелой болезнью его младшей дочери и ее мучительным уходом. Эта история потрясла меня до самой глубины, так что время от времени я мысленно возвращался к ней снова и снова. И теперь у меня появилась возможность выплеснуть на окружающих всю свою боль, тем самым сняв с себя напряжение, и отдать долг памяти бедной Марии Чуковской. В песочнице возле дома я подобрал никому не нужного старого одноногого пупса, которому кто-то выколол глаз, купил несколько широких бинтов, обмотал ими его фигуру, в углу комнаты поставил огромный сломанный полураскрытый зонт, который покрасил из баллончика зеленой краской, – он символизировал ноябрьскую секвойю в Алупке, под которой была похоронена Мурочка, а на длинных кусках прозрачной пленки черным маркером написал стихотворение, которое она сочинила в больнице, из которой так никогда и не вышла:

Я лежу сейчас в палате

Рядом с тумбой на кровати.

Окна белые блестят,

Кипарисы шелестят,

Ряд кроватей длинный, длинный…

Всюду пахнет медициной.

Сестры в беленьких платках,

Доктор седенький в очках.

А за сотни верст отсюда

Звон трамваев, крики люда.

Дом высоконький стоит,

Прямо в сад окном глядит.

В этом доме я роди́лась,

В нем играла и училась.

Десять лет там прожила

И счастливая была.

В день открытия выставки Людмила Какоевна особо отметила инсталляцию «Голгофа Муры Чуковской». Мне было тем более приятно, что имени автора на ней указано не было. Это было мое решение. Она сказала при всех, обращаясь к Семену: «Была невероятно удивлена, что кто-то сделал такую сильную, пронзительную работу, посвященную самой любимой дочери Чуковского. Как это верно! Человек жив, пока живет память о нем!» Семен хотел было сказать, кто автор, но я жестами показал, что не надо, и он меня понял.

Однако, обо всем по порядку. За день до открытия Выставки я сдержал обещание перед Надькой и поговорил с ее матерью насчет сомнительного предприятия, в которое она ввязалась. Мне было невыносимо видеть, как бессовестные дельцы воспользовались доверчивостью недалекой женщины, привыкшей сидеть в эмоциональной и финансовой яме. Я долго убеждал ее, что эта бизнес-секта принесет ей новые неприятности, взывал к ее благоразумию, приводил примеры, найденные на просторах интернета. Но она молчала. Тогда я надавил на больное:

– Надьку пожалейте!

– Из-за нее и ввязалась, – сказала тетя Валя. – Она у меня неумная, сама в институт не поступит. Вот я ей на образование и заработаю.

– Ничего вы не заработаете, – пытался урезонить ее я, –только последнее потеряете.

Но Надькина мать была непреклонна. Она выставила вперед лоб и сказала:

– Знаешь, как там у них все серьезно? Мы в ресторане были, шампанское пили, там все так красиво… Наши кочки…

– Какие кочки? Коучи? Тренера, по-нашему?

– Да, кочки, руководители наши, похвалялись, какие машины себе купили, в каких отелях за границей жили.

Тетя Валя явно была горда, что ей повезло попасть в столь избранное общество.

– Честным трудом на такое не заработаешь, – парировал я.

– Ваня, мир полон возможностей, а продавая продукцию компании, мы делаем добро людям, как ты этого не понимаешь! Вот мне одобрят кредит, я куплю побольше продукта и ты увидишь, как хорошо пойдут дела.

– Кредит? Ни за что! Я пойду в банк и скажу, что вы не сможете вернуть кредит! Как вы будете отдавать? Не верьте им! Если бы все было так благородно и просто, все люди побросали бы работу и подвязались в сетевики.

– Так никто ж не знает!– наивно воскликнула тетя Валя. – Там такие умные люди выступали. Многому нас научили.

– Чему именно?

– Вот. Смотри!

Она повела меня в их с Надькой спальню и с гордостью показала не то стенную газету, не то плакат. На листе ватмана был сделан незамысловатый коллаж с вырезанными автомобилями, пальмами, дорогими отелями и иностранными денежными купюрами. В центре коллажа были вырезаны из фотографий две головы: Надькина и тети Валина. В промежутках между картинками были написано нелепые фразы: «Я – лидер», «Я – магнит для денег», «Я – самый счастливый человек во Владивостоке». Коллаж выглядел жалко и убого на фоне грязной стены и бедной обстановки. Я где-то читал про такие методы – рекрутинги, тимбилдинги, «коллажи мечты» – и наступал с новой силой, развенчивая бизнес аферу и взывая заблудшую душу к здравому смыслу. Я бегал вокруг нее, как весенний заяц в гон, то стращая, то заискивая.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза