Римская империя. Рассказы о повседневной жизни

Неохотно, хмуро двигаются туда крестьяне, зная по опыту, что и сейчас, как всегда, начнутся прижимки и обсчитывания, произойдут различные неприятности. Понятное дело, где же тягаться с управляющим? Его и рукой не достанешь. Он лично известен самому императору. Перед ним здесь, в провинции, все, даже сам наместник, заискивают и трепещут. В имении он что хочет, то и делает, и пожаловаться на него некому. А тут вместе с ним действует и еще одно лицо, «к о н д у к т о р» – тоже съемщик и арендатор в императорском имении, но только особого рода. То был очень богатый всегда человек – кто говорил, из важных чиновников, кто – из разжившихся крестьян. Он арендовал у императора все имение целиком: и с господским двором, и усадьбой, и всеми крестьянами, которые жили и работали здесь. Правда, он был не хозяин, не мог согнать крестьян с отведенной им земли, но все-таки выходило так, что колоны считались снимавшими свои участки как бы уже у кондуктора – и ему обязаны были платить свои обычные оброки. Император охотно уступал свои земли богатым, денежным людям, потому что они платили хорошо и исправно и давали обещание улучшить хозяйство в имении. Но для крестьян приезд такого предпринимателя был обыкновенно большим несчастием. Кондуктор – оборотистый и прижимистый делец, спешил извлечь выгоды из взятого дела и мало церемонился с крестьянами. Поселившись в «господской усадьбе», он здесь, в далекой Африке, чувствовал себя настоящим хозяином поместья, распоряжался и повелевал, как сам господин. И его хищная рука круче и тяжелее надавливала на крестьян, чем даже чиновничья рука управляющего. Кондуктор не уговаривался с ними и смотрел на них как на доставшихся ему рабочих, обязанных платить ему и трудиться на него.

Звали его Аллием Максимом, и жил он на господском дворе, рядом с управляющим. Между ними скоро завязалась большая дружба – все время они проводили вместе: то объезжали имение, то охотились, то нежились и дремали в прохладной бане, то затевали пиры, и тогда на господском дворе шел дым коромыслом. Крестьяне знали, что хитрый Аллий Максим совсем завладел своим другом, что недалекий управляющий не только дозволяет ему прижимать и обижать крестьян, но и всегда и во всем становится на его сторону, как бы несправедливо тот ни поступил. Они знали, что и на этот раз, как и в прошлом году, наверное, произойдет при приеме их взносов какая-нибудь неприятность, что кондуктор предъявить к ним еще новое незаконное требование, а управляющий будет его поддерживать, будет кричать, грозить им…

Уплата аренды в Древнем Риме

Медленно двигались возы по дороге к дворцу, башни которого видны были издали, позолоченный утренним солнцем. Угрюмо плелись за ними крестьяне. И все было похоже на похоронное шествие. Ведь и теперь, только скрепя сердце, они подчинились требованию Аллия Максима, которое считали противозаконным. До прошлого года все они исправно платили за пользование землей – положенные с них третьи части собранной пшеницы, ячменя, олив и плодов, как того требовал устав, утвержденный для имения еще самим императором Гадрианом. В прошлом же году, несмотря на то что императорский устав, начертанный на каменной плите, стоял у всех на глазах, посреди господского двора, им было объявлено от имени управляющего, что они должны кроме того доставлять еще и третью часть приготовленного ими вина, и добытого из олив масла, и что вообще все продукты, вносимые ими, должны быть в совершенно готовом виде, и привозить их на господский двор они обязаны на свой счет. Немало рассуждали и возмущались они тогда, что управляющий, по наущению Аллия Максима, произвольно толкует императорский устав о платеже крестьянских долей, что он не имеет права изменять условий аренды, потому что они – свободные съемщики земли, а не подневольные люди-рабочие. Обиднее и позорнее всего казалось им то, что таким образом с них, помимо продуктов, хотели получать и даровую обработку этих продуктов.

Больнее всех чувствовали эту несправедливость те из крестьян, которые были римскими гражданами. Другие, как напр. африканские туземцы или заброшенные сюда, неведомо какими судьбами, уроженцы Галлии и даже Германии, спокойнее относились к этим злоключениям: они были темные и беспомощные люди. Но для римлян, перебравшихся сюда из Италии, из африканских городов, тяжким преступлением казалось нарушение законного договора и повеления самого императора. Ходили после этого выборные из крестьян к управляющему, чтобы указать ему, что он искажает божественную волю самого Августа. Но тот вышел к ним мрачный и грозный и гаркнул: «Я вам покажу императора!.. Я вам и император, и бог! А недовольны – убирайтесь в пустыню: мои люди проводят вас туда!» Так они и ушли ни с чем. Погоревали крестьяне, а когда пришла пора, то, по совету своих старост, решили покориться требованию управляющего: повезли на своих мулах не только зерно и плоды, но и масло, и вино.

Вот и господский двор: массивные каменные стены, крепкие, наглухо запертые ворота, а по бокам их вооруженная стража.