Римская империя. Рассказы о повседневной жизни

Окруженный подобострастной толпой приспешников, уверенный в своих римских друзьях, Веррес зажил невиданно великолепной жизнью, обложивши в свою пользу всех и все в Сицилии данью, наживался и насчет частных лиц и насчет государства. Его казна, несмотря на беспрерывные пиры и увеселения, быстро росла, его собрание драгоценных статуй и художественной утвари походило на громадный музей.

Иногда молва о неслыханных деяниях сицилийского наместника достигала Рима, но многочисленные друзья и отец Верреса умели зажимать рты недовольным и обиженным. Сенат не всегда оставался глух к жалобам, но все ограничивалось одними негодующими разговорами.

Тем временем Гай Веррес жил в роскошных палатах царя Гиерона, не покидая зимой своего богато убранного ложа за столом, который был обильно заставлен отборными яствами для многочисленных гостей хлебосольного и любившего общество наместника.

Весной он отправлялся в объезд своей провинции на носилках, которые несли 8 дюжих носильщиков. С венком на голове, с надушенной коробочкой в руках, он томно возлежал на подушках из драгоценной материи, набитых лепестками мальтийских роз. Прибыв в приморский город, он раскидывал лагерь на прохладном побережье и никогда не утруждал себя подъемом в город, лежавший на высоком утесе. Но наступало лето, и наместник удалялся вместе с сыном отдыхать на роскошную дачу среди сиракузских благоуханных рощ и предавался там самому необузданному веселью.

Естественно, что мало-помалу при полной безответственности своих предыдущих деяний Веррес стал смотреть на Сицилию как на полную свою собственность, которой он мог распоряжаться по полному своему усмотрению. И его страсть к деньгам и пристрастие к мраморным статуям и художественным вещам развились до невероятных размеров.

Как верховный судья, он обложил всех тяжущихся побором в свою пользу. Наследник лишь тогда удерживал свое наследство, если откупался щедрой подачкой Верресу. Если богач-провинциал отказывал ему в чем-либо, то кто-нибудь из приспешников Верреса обвинял дерзкого в хищении или каком-либо другом проступке, и так как судебных заседателей назначал сам Веррес из своей же свиты, то несговорчивый и упрямый провинциал терял вскоре свое добро и разорялся.

Как наместник, он должен был следить за данью, которую вносили сицилийцы римской республике хлебом (десятина). Сбор этой дани брала на себя обыкновенно компания римских откупщиков, уплативши заранее государству крупную сумму. Закон, установленный предшественниками Верреса, предусматривал все злоупотребления. Веррес издал свой закон, выгодный для откупщиков. И откупщики, заплатив крупную взятку Верресу, наживались на сборе хлеба.

Кроме этого хлеба, государство поручало Верресу закупать хлеб на сумму около 36 миллионов сестерциев. Веррес деньги забирал себе, хлеб посылал из своих запасов, которые составлял себе всякими неправдами. Мало того, вместо хлеба или при хлебе требовал денег, которые тоже оставлял в свою пользу.

Земледельцы разорялись; одни с отчаяния бросали свои участки и убегали куда глаза глядят, другие с горя кончали с собой. Страна пустела и безлюдела: в иных местах население уменьшалось вдвое и втрое.

Но главное, что занимало Верреса, это драгоценные статуи и художественно исполненная утварь. Сам он был неплохой знаток в искусстве, а кроме того у него было в свите два опытных оценщика: еще в Малой Азии у него нашли убежище два брата, греки из городка Кибиры, недурные художники, попавшиеся в темных делишках. Они ловко проведывали, где находятся драгоценная посуда, древние, художественно выполненные статуи, и сообщали Верресу, а последний тогда правдой и неправдой добывал чужое добро. Единственным спасением для владельца было откупиться крупной взяткой от этих ищеек. Ни храм, ни частное лицо не были застрахованы от грабежа: где нельзя было взять добром, брали открытой силой.

У богатого гражданина Мессаны Гея была драгоценная божница, в которой стояли: дивная мраморная статуя Эрота работы знаменитого Праксителя и медная статуя Геракла работы не менее знаменитого Мирона, чудные медные изваяния дев, несущих корзины на головах (конефоры). Веррес заставил все это продать себе за 6500 сестерциев (347³/₄ руб. на наши деньги[6]). Были у того же Гея роскошные ковры: их взяли даром. В Лилибее у богатого Диокла Попилия унесли все золото и серебро из горки, у другого – драгоценную кадильницу, у третьего – серебряных изящных лошадок, у иных снимали прямо с пальцев приглянувшиеся перстни. Иногда Веррес приказывал принести всю драгоценную утварь со всего города и выбирал для себя самое лучшее. Часто он довольствовался тем, что снимал и сдирал резьбу с драгоценных сосудов и накопил ее у себя так много, что открыл у себя мастерскую, для того чтобы приладить к своим кубкам и сосудам награбленные резные украшения. Восемь месяцев работали даром созванные со всей Сицилии искусные резчики и литейщики.