Римская империя. Рассказы о повседневной жизни

Густой чащей на многие десятки верст тянулся темный таинственный лес; отдавшись на волю божественной силы, едут путники по его зарослям, по временам задерживаясь на пути, чтобы спустить стрелу по испуганной дичи или под развесистым дубом принести жертву могучему Донару.

Давно уже едет батавская дружина со своим вождем по лесным дебрям; их ловкие низкорослые лошади уверенно ступают в незнакомой стране; батавы едут в виде посольства в страну тенктеров, лежащую по Рейну, несколько повыше их родины; едут они с поручениями от их главного вождя Цивилиса. Вслед за темным лесом потянулись вязкие болота, где только надежда на верный инстинкт лошадей помогала путникам миновать трясины, в которых можно было затонуть. Наконец они въехали в небольшую рощицу, в которой чувствовалась близость человеческого жилья: на раскидистой липе среди широкой лужайки было понавешано множество приношений богу Водану в виде убитых птиц, звериных рогов и шкур; а трава лужайки была примята недавними следами человеческих ног.

У студеного ручейка батавы увидели купающихся мальчиков и, подъехав к ним, спросили, как пробраться к одному из главных вождей тенктерского племени; мальчики бросились показывать дорогу; они проехали мимо разбредшегося по поляне стада коров, свиней и коз; особенно много здесь было коней[37]; потом путники оставили позади себя небольшие хижинки, в которых жили на отдельных участках рабы, принадлежавшие тенктерскому вождю, к которому они ехали и за одним из изгибов леса, среди большого пустыря[38] и засеянных полей, они увидали усадьбу самого вождя; мальчики, из которых один оказался сыном владельца усадьбы, а другой сыном их раба – побежали предупредить хозяев.

Несмотря на сравнительную зажиточность и знатность германца, к которому прибыло посольство, усадьба его производила впечатление заброшенного скудного уголка; это происходило, во-первых, оттого, что среди пустыря действительно это были единственные постройки, а во-вторых, здесь совершенно отсутствовало желание украсить свое жилье; наскоро сколоченный сруб избы легко было приподнять с земли и перевезти на новое место; сверху крышу дома покрывал навоз, наваленный сюда для тепла; кругом хижины на изгороди усадьбы торчали черепа убитых зверей, которые посвящались разным богам и служили хозяевам защитой от злых сил. Тянувшиеся кругом поля обрабатывались рабами, поставлявшими известное количество сбора хозяевам и несшими все труды по полевым работам, за что имели свои небольшие участки, где жили своими семьями.

Подъехавшие всадники заметили, что заколосившиеся всходы не сулили большого урожая[39], и один из дружинников, смеясь, сказал, что все равно хозяин скоро покинет эту усадьбу и посвятит себя богу войны.

На дворе у тенктерского вождя шла хлопотливая хозяйственная жизнь: старая бабушка сидела со своей пряжей под дубом, а около нее валялись на земле маленькие белоголовые ребята, играя с желудями, которые усердно тут же жевали и свиньи. С распущенными волосами, в суровой рубахе, с озабоченным лицом хозяйка дома вместе с дочерью-подростком скоблила соль с обгорелой головешки[40]. Только хозяина дома не было видно среди домочадцев; должно быть, он лениво лежал в хижине на звериной шкуре близ очага; он, как и все германцы, презирал домашний труд: к чему ему было зарабатывать потом то, что он мог добыть кровью!

Однако топот коней и раздававшиеся восклицания домашних вызвали и его наружу; накинув плащ, он подпоясал свою холщовую рубаху поясом с висящим на нем мечом, вышел за дверь хижины и с приветливым видом пошел навстречу гостям. Гость и всегда-то у германцев священная особа, а такие гости, как вооруженные батавы со своим вождем, особенно были приятны хозяину.

Хозяйка тотчас же стала хлопотать об угощении дорогих посетителей, которые, вероятно, привезли хорошие вести. Дикая радость осветила черты лица германки, когда она подумала о возможности войны; она чувствовала, как это будет приятно богам, и надежда на победу заставляла ее ликовать бурным весельем. Через час пирушка была в полном разгаре.