Римская империя. Рассказы о повседневной жизни

Чудный весенний день. Улицы кишат народом; все стремятся по направлению к Марсову полю; веселье написано у всех на лицах. И люди, и животные, и расцветающие растения как будто прославляют «мать звезд, мать времен, владычицу всего мира» – богиню Исиду. Это день 5 марта, когда празднуется возрождение природы и вместе возобновление плавания по морю, что также находится под покровительством богини.

От храма Исиды направляется к берегу Тибра торжественная процессия. Чего только нет тут? Вот впереди идет человек, подвязав пояс для меча, и разыгрывает роль солдата; другой нарядился охотником, третий – в шелковом женском платье, в пышном наряде, с подвязанными волосами – подражает походке женщин; есть и такие, которые представляют высших должностных лиц (магистратов); вот едет в кресле, словно важная матрона, разряженный ручной медведь. Шутки, остроты и веселые песенки слышатся со всех сторон.

Но вот появляется группа женщин в белых одеждах, с венками на головах, которые усыпают дорогу цветами; другие женщины идут с зеркалами, с гребнями и другими принадлежностями туалета; третьи прыскают по дороге всевозможными благовониями. Затем следует большое множество мужчин и женщин с фонарями, факелами, восковыми свечами и т. п., служа прообразом небесных созвездий. Свирели и флейты оглашают воздух сладостными звуками; им вторит целый хор молодежи, а дальше идут музыканты Сераписа с загнутыми к правому уху трубами. Распорядители раздвигают толпу перед главной святыней.

Процессия в честь Исиды

Группа мужчин и женщин потрясает систрами золотыми, серебряными или даже медными, смотря по состоянию. За ними идут жрецы: один – с золотым светильником наподобие ладьи, другой – с небольшим алтарем, третий – с пальмовой ветвью из золота и жезлом, увитым гирляндой в роде того, с каким изображается Меркурий. Далее один несет мраморное изображение вытянутой ладони левой руки. Левая рука служит символом бездеятельности, а следовательно, бесхитростности и справедливости. У него же виден золотой сосуд с молоком. Затем несут золотое решето с лавровыми ветками, амфору и т. д. Наконец, показываются и сами боги: страшный вестник подземных сил Анубис с собачьей головой (в Египте он представляется с головой шакала); за ним на плечах одного из священнослужителей видно изображение коровы; далее несут сундучок с всевозможными священными символами и, наконец, изображение самой богини, не похожее ни на человека, ни на зверя, а скорее – на какой-то своеобразный сосуд. Следом за ним шествует главный жрец, высокий старец с систром и венком в руках.

Так подвигается шествие к Тибру, который для верующих символически заменяет священную реку Нил. Там заготовлена особая ладья; ее освящают в честь богини с молитвами о даровании счастливого мореплавания в этом году, возлагают на нее различные приношения и пускают по воле волн и ветра. Некоторые спешат при этом запастись святой водой, которая приносит спасение от всяких бед, если покропить ей в храме богини.

V

В то время как толпы народа восторженно чтут благодетельную богиню, в тенистом саду философа Сенеки собрался кружок друзей. Тут был и молодой племянник его, поэт Лукан, и пожилой Луцилий, управлявший одно время Сицилией, и некоторые другие. Сенека, бывший воспитатель Нерона, почти 70‑летний старец, уже давно утратил влияние на своего воспитанника и сам только ждал себе смертного приговора. Но это не мешало ему с прежним хладнокровием отдаваться излюбленному занятию философией. Он был стоик, представитель той школы, того философского направления, которое в основу полагало повиновение высшему мировому закону и соблюдение нравственного долга. И он с увлечением рисовал перед слушателями непоколебимую силу истинного мудреца.

– Напрасно думают, – говорил он, – что можно причинить зло или обиду мудрецу. Нет, он стоит выше всего этого; тот, кто хочет ему это сделать, приносит вред лишь самому себе. Если находятся люди, которые грабят храмы богов, переплавляют их статуи, разве оскорбляются этим боги, разве чувствуют вред? Мудрый ничего не может потерять; все он полагает в самом себе, не доверяется счастью, достояние свое имеет в добродетели, которая не может ни увеличиваться, ни уменьшаться и которой нельзя у него отнять; всем же остальным он пользуется, как временной милостью.

Сенека

Речь философа лилась почти без перерыва; с увлечением, как проповедник, говорил он и о том, что все люди братья, что нет по природе рабов, что каждый человек для другого есть что-то священное.

Вдруг с улицы донеслись шум и крики веселящейся толпы.

– А, это толпа справляет праздник Исиды! – сказал с усмешкой один из собеседников. – Теперь у нас в стране развелось так много богов, что, право, на улице скорее можно встретиться с богом, чем с человеком.

Философ покачал головой и сказал: