В пекарне, лежащей неподалеку от городских ворот, ведущих к Геркулануму, работа началась задолго до зари. Предстояло выполнить большой заказ: заготовить свежего хлеба к вечернему пиршеству братства возчиков. Был и другой заказ, небольшой, но требующий большего внимания, – к званому обеду у Веттия; тут особенно важно следить за качеством муки, за тем, чтобы хлебы хорошо подрумянились. Легко потерять выгодного покупателя: в Помпеях столько пекарен, что люди совсем избаловались и от хорошего ищут лучшего. Об этом думал хозяин, подгоняя рабов, которые двигались, по его мнению, слишком медленно. В пекарне было жарко от пылающей печи, в белой мучной пыли двигались фигуры людей. Трудная работа шла сегодня веселее и легче, чем всегда: вчера хозяин купил двух ослов; привязанные крепко к тяжелым жерновам, животные с напряжением вертели их. Жернова в Помпеях употребляются совсем особенной формы: большая полая бабка из застывшей лавы насажена на неподвижный закругленный конус из того же материала; в бабку сверху насыпают зерно, а готовая мука падает в желобок, окружающий конус. Из муки сейчас же замешивают тесто. Мельница, пекарня и булочная – все собрано тут вместе: рядом на длинном столе формуют хлеба, которые прямо из печи, горячие еще, продаются в булочной. Во всем деле самая трудная работа – ворочать жернов. Вчера еще изнемогавший под непосильной тяжестью раб считает себя сегодня счастливым человеком. Он весело щелкает бичом, подгоняя осла. «Потрудись-ка за меня, осел, тебе это полезно», – приговаривает он. У осла глаза завязаны. Животное, не понимая, что с ним делают, иногда неожиданно останавливается и начинает дико и упорно кричать, не слушая понуканий и ударов бича.
Этот крик разбудил наконец старого фуллона (рабочего-суконщика), живущего в каморке над булочной; он призвал гнев подземных богов на голову хозяина и решил искать другого помещения, как часто решал, когда его беспокоили. И всегда оставался; трудно бедному человеку найти в Помпеях удобное пристанище. Уснуть он уже не мог; отдернул тряпку, завешивающую крошечную щель – окно, и увидал, что на улице уже светло. Это открытие утешило старика: он решил, что соседняя харчевня, вероятно, уже открыта. Ставни харчевни оказались действительно уже отодвинутыми.
На широком прилавке, выходящем прямо на улицу, заманчиво лежала всякая снедь. Припасы тут, правда, не очень привлекательные для человека с тонким вкусом, но такие посетители сюда и не заглядывают. А погонщики мулов, носильщики тяжестей, бедные ремесленники, идущие на работу, да рабы – все это народ невзыскательный. Они оценят и бобы, и горох, разваренный в горячей воде, и темный жесткий хлеб, вареную, не очень свежую, свинину, и сушеную мелкую рыбу. В прилавок, загибающейся углом внутрь харчевни, вделаны глубокие сосуды с кисловатым вином, разбавленным водою. На небольшом очаге в глубине помещения варится похлебка, от которой сильно пахнет чесноком. Пока старик закусывал, продавец рассказал ему, какие путники приехали вчера вечером и ночевали здесь в гостинице. Один из них был недавно в Городе (в Риме) и рассказывал чудеса про праздник певцов. Он говорил – продавец не знал, верить ли этому, – будто молодой император лично участвовал в состязании и получил венок победителя. Старый фуллон жадно слушал, забывая стынущую похлебку. Когда-то в молодости он сам побывал в Городе и мечтал еще раз попасть туда.
Он так увлекся разговором, что едва не опоздал на работу.
На улице попадаются уже прохожие; рабы идут в сторону форума за провизией, занятые люди спешат по делам. Загородив на минуту всю улицу, проехала повозка с живностью, направляясь к рынку – мацеллуму. Копыта мула звонко стучат по мостовой; сильное животное легко подымается на плиты лавы, для удобства пешеходов положенные поперек улицы на каждом перекрестке, точно мостики от тротуара к тротуару. Эти плиты положены с таким расчетом, чтобы колеса повозок и колесниц свободно проходили между ними и тротуаром. Поэтому-то в Помпеях все экипажи одной ширины. Возничий усиленно щелкает бичом, боясь встречи. Нет ничего неприятнее, как такая встреча в узкой улице: нельзя ни повернуть, ни разъехаться. И приходится одной из повозок пятиться до соседнего перекрестка, чтобы, завернув за угол, пропустить другую.
Фуллоника, в которой работает старый суконщик, принадлежит городу, но ее арендует Цецилий Юкунд. Кто в Помпеях не знает банкира Юкунда? И сам он знает всех и каждого и дела многих знает лучше, чем они сами. Он не принадлежит к помпеянской знати, однако никогда не выходит на улицу без толпы клиентов. Если заглянуть в его атриум утром в приемные часы, там всегда встретишь множество народа. Продает ли человек дом или покупает его, он обращается за помощью к Юкунду. Идет к нему и тот, кому нужны деньги, и тот, у кого они есть. Среди дел его производство сукна – только одно из многих: он не успевает лично входить во все подробности работы фуллоники; ею заведует вольноотпущенный.