В летнее время нетрудно работать в фуллонике. Не то зимою: мучительно-холодно ногами топтать ткань в белящем составе, а потом промывать ее без конца в холодной проточной воде бассейна. Все остальное: и выжимание под прессом, и вычесывание сохнущей материи, и обкуривание серою сравнительно легко, но от холодной воды у работников постоянно болят руки и ноги. В это холодное зимнее утро старому фуллону особенно трудно было начать. Трудно было расставаться с теплым плащом, снять сандалии и войти в глубокий чан с беловатым месивом. Но надо же когда-нибудь решиться.
Сегодня Цецилий Юкунд совсем не зашел в фуллонику. Он был занят важными делами. В прошлом году в консульство Випсания и Фонтея (в 59 г. по P.X.) он взялся за другое большое предприятие: снял часть городского выгона. Разделив выгон на мелкие участки, он сдал его по частям в аренду и должен был получить на этом деле большой барыш. Но теперь арендаторы не давали ему покоя, прося отсрочки платежей. Заходила, кроме того, благородная Юлия Феликс тоже по делу: она давно желала продать свой виноградник на Везувии, так как он был слишком далеко от остальных ее загородных владений. Юкунд уже нашел покупателя, но пока не сходились в цене; ему долго пришлось убеждать Юлию, что дороже ей никто не заплатит за такой небольшой клочок земли. Покупатель давал хорошие деньги: это был Марцелл, виноградники которого лежали рядом с участком Юлии. Его-то и хотелось теперь Юкунду застать на форуме в условленное время.
Пока Юкунд так старался в интересах своего доверителя, в доме Марцелла происходило радостное событие: его друг прислал из Афин подлинную статую греческого мастера. На рассвете галера, везшая ее, вошла в устье Сарно; и теперь 4 сильных раба, под присмотром самого хозяина, устанавливали статую на невысоком подножье под колоннадой перистиля. Статуя изображала бога сна и была прекрасна, как легкое сновидение: юный бог с неясной улыбкой склонил голову к плечу. В мягкости черт его лица и линий тела, в мечтательном выражении всей фигуры было то неповторяемое, что отличает произведение великого художника. Глядя на статую, Марцелл восхищался вдвойне: как поклонник прекрасного и как любитель старины.
Всякий состоятельный помпеянец считал себя знатоком искусства; всякий старался украсить свой дом лучшими статуями, оживить стены живописью модных декораций. У многих погоня за модою сильнее любви к прекрасному.
Марцелл не принадлежал к таким любителям новизны и сохранял свой дом в том виде, в каком получил его от предков. Штукатурка, по общему в Помпеях обычаю, покрывавшая внутри дома серый камень стен, раскрашена была так, как если бы состояла из плит разноцветного камня; краски подобраны с большим вкусом: бледные – в перистиле и атриуме, яркие – в темных кубикулах. Такая декорация была в обычае в те далекие времена, когда солдаты Суллы покоряли свободные города Кампаньи. Теперь она сделалась почти редкостью, и стены в большинстве домов пестрят подобиями фантастических построек и украшены копиями или подражаниями картинам знаменитых греческих художников. Главная роскошь отделки дома Марцелла – редкостные статуи и великолепные мозаики, богатым ковром покрывающие полы.
Греческие боги и герои Рима сделаны из мрамора и бронзы; их немного, но все хорошей работы. В бассейне имплювиума (главного атриума) точно застыл среди танца маленький бронзовый фавн – статуэтка, вывезенная еще отцом Марцелла из Александрии. Гости, посещающие Марцелла, особенно восхищаются большой картиной-мозаикой на полу экседры за перистилем. На ней изображена победа Александра Великого над персами при Иссе. Без шлема скачет герой в самый центр сражения: он преследует персидского царя Дария, войско которого готово уже обратиться в бегство. Благодаря совершенству работы в мозаике передано с большою силой даже выражение лиц: отчаянье и ужас Дария, не могущего остановить бегущие войска, бесстрашие Александра, бурно стремящегося вперед.
В доме Марцелла два атриума и два перистиля. Чаще у зажиточных помпеянцев бывает один атриум и один перистиль. Перистиль – окруженный колоннадой греческий дворик; его присутствие напоминает о соседстве «Великой Греции»[45]
, о греческом влиянии. Перистиль соединяется со старым италийским атриумом, два дома точно срастаются в один. К уютности италийского дома помпеянцы прибавили роскошь залитого солнцем перистиля. В перистилях устраивают маленькие садики, с фонтанами и десятками статуй. В доме Марцелла рядом с главным атриумом лежит второй, отдельным выходом соединенный с улицей; а за обычным перистилем, в глубине дома, во всю ширину его разбит настоящий сад.