Римская история. Книги LXIV-LXXX

37(1) Это был один из консулов, человек явно недалекого ума, так что его слова не доставили радости ни ему самому, ни окружающим. Он также.....подпись.....письмо.....и к.....кожу......прочесть.....и те.......как прочие, так и.....послан.....прямо....издан....колеблясь......поручив .... (2)....наряду с прочими также....первых к.....общего спасителя.....такого же....письмо.......ибо Лже-Антонин, обнаружив.....в ларцах Макрина еще не.....по своему собственному желанию......издал......волнение.....сделав для солдат.

(3) Он столь стремительно продвигался навстречу Макрину, что тот с трудом смог вступить с ним в сражение возле одной антиохийской деревни, расположенной на расстоянии ста восьмидесяти стадиев от города.(4) И в этом сражении Макрин благодаря усердию преторианцев имел успех (ибо, приказав снять чешуйчатые панцири и выгнутые щиты, он обеспечил им большую подвижность в бою), но его сгубило собственное малодушие, как и было предсказано ему божеством.(5) Ибо в тот самый день, когда нам зачитали его первое письмо о присвоении императорской власти, прилетел голубь и сел на стоявшее в сенате изваяние Севера (чье имя Макрин присвоил себе); и позднее, когда он прислал сообщение о своем сыне, мы собрались на заседание не по призыву консулов или преторов (которые оказались тогда в отсутствии), но по призыву трибунов, что в это время уже почти вышло из обычая.(6) Более того, он даже не написал имени своего сына в начале письма, хотя и назвал его Цезарем и императором, дав понять, что содержание послания исходит от них обоих. Повествуя о произошедших событиях, он называл сына Диадуменианом, но не упомянул имени Антонин, несмотря на то, что мальчик обладал и этим именем.

38(1) Вот каково было положение дел. И более того, когда Макрин написал о восстании Лже-Антонина, консулы, как принято в таких случаях, выступили с речами против самозванца и то же самое сделали один из преторов и один из народных трибунов. Была объявлена и торжественно провозглашена война не только против Лже-Антонина и его двоюродного брата, но также против их матерей и бабки, а участникам восстания в том случае, если они сдадутся, была обещана неприкосновенность, в чем их заверил и сам Макрин.(2) Было прочитано и его обращение к воинам, из которого мы все еще больше убедились в его ничтожестве и глупости, ибо, помимо прочего, он то и дело именовал себя отцом, а Диадумениана своим сыном и при этом попрекал Лже-Антонина возрастом, хотя сделал императором собственного сына, который был гораздо младше.

(3) Когда противники сошлись в битве, Ганнис стремительно захватил узкий проход напротив деревни и выстроил солдат в удобном для боя порядке, несмотря на то, что совсем не имел опыта в военных делах и жил в роскоши. Ибо столь великой оказывается сила случая при любых обстоятельствах, что даже несведущего он наделяет знанием.(4) Тем не менее его войско сражалось довольно вяло, и оно бы не выстояло, если бы Меса и Соэмида (ибо они находились уже при мальчике) не соскочили со своих колесниц и, ворвавшись в толпу бегущих, не сдержали их отступление причитаниями и если бы сам ребенок, обнажив свой кинжал, который он носил у пояса, словно по воле некоего божества, не предстал бы перед ними верхом на лошади в стремительном порыве, будто намереваясь броситься на врагов. Но даже тогда воины Лже-Антонина вновь обратились бы в бегство, если бы прежде не бежал сам Макрин, увидев, как они сопротивляются.