Римская история в лицах

Как видим, обвинения типично популистского толка. По этому поводу одни римляне негодовали и возмущались даже самим фактом привлечения к суду освободителя Рима. Но другие настаивали на том, что ничто так не содействует равенству и свободе, как возможность привлекать к суду даже самое могущественное лицо. В первый день суда огромная толпа провожала Сципиона на форум.

«Речи продлились до ночи, — продолжает Тит Ливий, — и день суда был отложен. Когда он настал, трибуны с рассветом расселись на рострах. Обвиняемый, вызванный в суд, с большой толпой друзей и клиентов прошел посреди собрания и подошел к рострам. В наступившей тишине он сказал: «Народные трибуны и вы, квириты! Ныне годовщина того дня, когда я счастливо и благополучно в открытом бою сразился в Африке с Ганнибалом и карфагенянами. А потому было бы справедливо оставить на сегодня все тяжбы и ссоры. Я отсюда сейчас же иду на Капитолий поклониться Юпитеру Всеблагому Величайшему, Юноне, Минерве и прочим богам, охраняющим Капитолий и крепость, и возблагодарю их за то, что они мне и в этот день, и многократно в других случаях давали разум и силы достойно служить государству. И вы, квириты, те, кому это не в тягость, пойдите также со мною и молите богов, чтобы и впредь были у вас вожди, подобные мне...» От ростр он отправился на Капитолий. Вслед за Сципионом отвернулось от обвинителей и пошло за ним все собрание, так что наконец даже писцы и посыльные оставили трибунов. С ними не осталось никого, кроме рабов-служителей и глашатая, который с ростр выкликал обвиняемого. Сципион, сопровождаемый римским народом, обошел все храмы не только на Капитолии, но и по всему Городу. Этот день — благодаря народному сочувствию и заслуженному признанию величия Сципиона — стал для него едва ли не более славным, нежели тот, когда он вступил в город, справляя триумф над царем Сифаком и карфагенянами.

Великолепный тот день воссиял для Сципиона последним. Предвидя в будущем силу зависти и борьбу с трибунами, он, когда суд был надолго отсрочен, удалился в свое литерноское имение с твердым намерением в суд не являться. Слишком гордый — и от природы, и от привычки к большим успехам, — он знал, что не сможет мириться с положением подсудимого и смиренно выслушивать судей. Когда наступил день суда и он туда не явился и его стали вызывать, Луций Сципион оправдывал его неявку болезнью. Трибуны, потребовавшие Публия в суд, этого извинения не принимали и обвиняли его в том, что он не явился на суд от той же надменности, с какой оставил суд, народных трибунов и народное собрание...

В то время был народным трибуном Тиберий Семпроний Гракх, у которого были ссоры с Публием Сципионом. Когда он запретил приписать свое имя к постановлению сотоварищей (декреты принимались согласованно всеми десятью трибунами. Отказ Гракха мог означать его намерение наложить вето на этот декрет), все ожидали, что его предложение будет еще суровее, но он решил так: «Раз Луций Сципион извиняет неявку брата болезнью, то нам надо счесть это объяснение удовлетворительным. Я не допущу, чтобы кто-то обвинял Публия Сципиона до его возвращения в Рим; и даже тогда я, если он обратится ко мне за помощью, освобожу его от явки в суд (у трибунов издревле было такое право. — Л.О.). Своими деяниями, почестями, полученными от римского народа, Публий Сципион, с согласия богов и людей, вознесся так высоко, что зазорно ему стоять подсудимым под рострами и слушать попреки юнцов, а для народа римского это было б еще постыднее».

К этому своему постановлению он добавил пылкую речь, которую закончил так: «Неужели никакие заслуги славного мужа, никакие почести, оказанные ему вами, квириты, не обеспечат ему безопасного, можно сказать священного, убежища, где бы он мог провести свою старость если не в почете, то хоть в покое, без оскорблений?» Решение и присоединенная к нему речь Семпрония Гракха подействовали не только на всех присутствующих, но даже и на самих обвинителей; они сказали, что поразмыслят о том, чего требуют от них их право и долг. Потом, когда народное собрание было распущено, началось заседание сената. Тут все сенаторское сословие, особенно бывшие консулы и старейшины, рассыпалось в благодарностях Тиберию Гракху за то, что он поставил общее выше личной вражды. Петиллиев всячески порицали за то, что они хотели блеснуть, очерняя других, ища себе славного триумфа за победу над Сципионом. С той поры о Сципионе больше не говорили. Он провел конец жизни в Литерне, не скучая по Городу. Умирая в деревне, он, как рассказывают, велел там же похоронить его и воздвигнуть там памятник, не желая себе похорон в неблагодарном отечестве. «Достойный памяти муж»» (Там же. XXXVIII, 50-53) Сципион умер еще совсем молодым, в пятьдесят два года — в том же 183-м году, что и Ганнибал.