По традиции Брута считают патриотом, человеком возвышенных устремлений — в этом повинен Шекспир, создавший такой его образ в своей трагедии «Юлий Цезарь». В ней он называет Брута «самым благородным римлянином из всех» (имеется в виду заговорщиков), ибо он один, по мнению Шекспира, присоединился к заговору из чисто идеалистических соображений. В это еще можно было бы поверить, если бы данные соображения возникли у Брута чуть пораньше и заставили бы его отказаться от милостей и должностей, которые он до самого последнего момента получал из рук Цезаря.
Другим заговорщиком стал Гай Кассий Лонгин. Кассий сопровождал Красса в Парфию и после разгрома римлян у города Карры привел остатки римской армии в Сирию. Когда же парфяне сами вторглись в Сирию, он разгромил их и отбросил назад.
Кассий был сподвижником Помпея, командовал эскадрой в его флоте и одержал ряд побед. Однако после битвы при Фарсале он решил поменять хозяина. Он отправился в Малую Азию и, встретив Цезаря, который воевал против Фарнака, отдался на милость победителя. Цезарь простил его и разрешил служить под своим началом.
Кассий, очевидно, возглавлял заговор. Он женился на Юнии, сестре Брута, и, познакомившись с ним благодаря этому, убедил его присоединиться.
В число участников интриги входил и Децим Юний Брут, один из военачальников Цезаря в Галлии, одно время бывший ее губернатором. Цезарь даже объявил его своим наследником. Среди заговорщиков был и Луций Корнелий Цинна, сын и тезка второго консула при Марии и брат первой жены Цезаря.
К февралю 44 г. до н. э. (709 г. AUC) заговорщики почувствовали, что надо торопиться. Цезарь уже несколько раз устраивал эксперименты, проверяя, как римский народ отнесется к его воцарению. 15 февраля, во время некоего праздника, Марк Антоний, преданнейший друг Цезаря, протянул ему диадему (полотняную повязку), которая на Востоке символизировала монаршую власть. В наступившей за этим гнетущей тишине Цезарь отбросил ее и воскликнул: «Я — Цезарь, а не царь!» — и народ разразился громом аплодисментов. Эта попытка не удалась.
Тем не менее заговорщики были уверены, что Цезарь попробует еще раз, и очень скоро. Он собирался вместе с легионами пересечь Адриатику и, возможно, начать войну против парфян. Но перед отплытием он непременно объявит себя царем, а присоединившись к своей армии, будет окружен преданными ему солдатами, и убийство станет невозможным.
Сенат собирался 15 марта (мартовские иды по римскому календарю), и все были уверены, что в этот день Цезарь объявит себя царем. О мартовских идах рассказывали многое — Цезаря якобы предупредили, чтобы он опасался этого дня; что его жене, Кальпурнии, приснился дурной сон, и она умоляла мужа не ходить в сенат, и так далее.
Вероятно, Цезарь провел утро в раздумьях, не следует ли прислушаться к словам жены, пока, наконец, за ним не послали Децима Брута. Брут сказал ему, что его престиж сильно пострадает, если он останется дома, и Цезарь, хорошо понимавший, как важно в такой ситуации «сохранить лицо», решил идти.
По дороге кто-то вложил ему в руку письмо, где сообщалось о заговоре, но Цезарю не представилось случая прочесть его. Входя в здание, правитель продолжал держать этот листок.
Заговорщики, все хорошо известные Цезарю, а многие — его друзья, окружили его, когда он вошел во дворец и занял свое место у подножия статуи Помпея. Марка Антония, который мог бы броситься на помощь Цезарю, специально отозвал в сторону один из заговорщиков и отвлек его внимание разговором. (Некоторые предлагали убить и его, но Марк Брут выступил против, заявив, что лишняя кровь им не нужна.)
Цезарь был один; неожиданно все выхватили ножи. Безоружный диктатор отчаянно пытался вырваться из рук убийц, по вдруг увидел среди них Марка Юния Брута, своего любимца.
«И ты, Брут?» — воскликнул он и перестал сопротивляться. Ему нанесли двадцать три раны, и вскоре диктатор Рима уже лежал в луже крови у основания статуи Помпея.
Глава 11
КОНЕЦ РЕСПУБЛИКИ
Наследник Цезаря
Едва Цезарь пал, как Брут тут же выскочил на передний план и, размахивая окровавленным кинжалом, объявил сенаторам, что спас Рим от тирана. И лично Цицерона он попросил заняться реорганизацией управления.
Город замер от ужаса — все были уверены, что за убийством Цезаря последует кровавая резня. Сторонники покойного растерялись и не предпринимали никаких действий; даже Марк Антоний укрылся в безопасном месте.
Но когда наступила ночь, события сдвинулись с места. В Рим вошел легион, которым командовал верный Цезарю военачальник Марк Эмилий Лепид, сын и тезка полководца, разбитого Помпеем тридцать три года назад, так что заговорщикам пришлось действовать осторожно.
Тем временем Марк Антоний пришел в себя настолько, чтобы забрать в свои руки деньги, которые Цезарь отложил на проведение запланированной им военной кампании, а также убедил Кальпурнию отдать ему бумаги Цезаря.