Римская рулетка

— Как-нибудь не надо! — рявкнул Геварий. — В позапрошлом году, когда мы еще не стали правительственными порученцами, а были, слава Юпитеру, оппозицией, помнишь, что случилось? Группа скотоводов повернула не на ту площадь и давай гулять со своими баранами вокруг фонтана. А кому-то с башкой в шлеме, стукнуло в эту башку, что это проскрипционные эмигранты с акцией протеста. Пошло-поехало, организатор праздника на Крите.

— Так после этого же…

— Правильно, после этого крестьянами стали наряжать легионеров. И в прошлом году группа этих дородных крестьянок в платках и чепцах тоже повернула не за тот угол, и на глазах у половины приглашенных послов и амбассадоров переоделась в панцири и поножи. Мы с тобой сами вносили протест в сенат, говоря, что обман народа — это преступление. Где организатор праздника?

— На Мальте.

— А я вот не хочу на Мальту! Я хочу все заранее отрепетировать, чтобы ни одна ликующая сволочь со своим плодородным бараном не вломилась в беломраморные покои. Для этого мне нужно, чтобы на военном плацу не возводили эти уродливые арки! Да, да, я к вам, гражданин, обращаюсь!

Почетный гражданин города, архитектор и подрядчик по строительству Цертелий обернулся с выражением брезгливого негодования. Оно всегда появлялось на его лице, когда грубая лапа и немытое мурло мещанина влезали в экстаз архитектурного творчества и останавливали руку художника, уже замахнувшуюся кирпичом на выкопанную в земле яму.

— Вознесется на высоту в тридцать пять локтей! — произнес он с такой внушительностью, что никто не осмелился бы потребовать от него грамматической полноценности предложения. — Уникальная, высочайшая в цивилизованном мире! Вызов будущему!

Настоящие, в полной мере гениальные художники всегда говорят так, отращивают дугообразные усы и гарцуют нагишом перед гостями на белых лошадях. Они терпеливо ждут, пока изменчивый мир прогнется под них и опубликует малоизвестные дневники.

Геварий не стал даже тратить время на разговоры. Коротким жестом отослав Пессимия, он принялся зычными криками расставлять по полю шеренги, фаланги и каре из прибывающих под вооруженной охраной крестьян. Те плохо понимали, чего от них хотят, и поминутно валились ниц, как, впрочем, и каменотесы, затравленно уставившиеся на постепенно заполняемую толпой народа предполагаемую спортплощадку.

Цертелий довольно скоро почувствовал, что дело — табак, но, поскольку речевой аппарат гениев не предназначен для поиска компромиссов, продолжал стоять, скрестив руки на груди, пока запыхавшийся Пессимий не привел четырех рабов с носилками. Из паланкина вылез недовольный Деметриус Семипедис.

— Вы даже представить себе не можете, из чего они строят! — покачивая в полном недоумении головой, приговаривал он. — Мы им, понимаете ли: мойте руки, будьте здоровы, а они стыки герметизируют… Эй! Ну-ка, что у вас там в бочонке? Правильно, чего это тут воняет сероводородиком?

— Импортный материал, — с достоинством сообщил Цертелий, перестраивая лад мышления с художнического на подрядческий. Последние десять лет он доверял выполнение собственных художественных идей исключительно самому себе, немало на этом заработав. — Одна часть чистейшей извести, одна часть шпата толченого, одна часть глины синей… — Он замялся.

— И? — подбодрил Хромин, покосившись на подошедшего и красного от гнева Гевария.

— И две части фекалий пернатых, — мужественно договорил почетный гражданин.

— Куриный помет! — потряс в воздухе кулаками санитарный инспектор. — Это только додуматься надо! Все, я вам карту нарисую, в каких кварталах выстроили эти акведуки. Изнуряющие поносы, желудочные колики, хилые дети со вздутыми животами. Моровое поветрие, понимаете ли, испарения болот, гнев богов! Сальмонеллез, вот что это такое!

— Мне нужна площадка для репетиции, — попытался перебить Геварий.

— Нет, ты лучше послушай, из чего они лепят трубы! — не унимался поднаторевший на строительных нормах будущих тысячелетий чиновник. — Из рыжей глины с бурым железняком! Да лет через пять этот водопровод зарастет ржавчиной по самый водозабор!

— В этом отношении, — с достоинством выпрямился Цертелий, — со всей ответственностью могу заверить! Экспортный материал, розовая глина с гору святого Арсения!

Хромин повертел в руках обломок керамического желоба и бросил в бочонок. «Плюх!» — вякнул обломок.

— Ну, розовая глина еще, куда ни шло… Какая тебе нужна площадка, Геварий?

— Вот тут у них будут арки. Высотой в тридцать пять локтей, — нервно сказал оппозиционер, облеченный доверием правительства.

Хромин посмотрел на траншею, потом перевел взгляд наверх. Цертелий, решивший, что чиновник поражен масштабом замысла, тоже поглядел наверх. И Геварий с Пессимием тоже поглядели.

— Арки… — протянул Дмитрий Васильевич, — арочки. Вот такие же, как у вас всюду понатыканы, эстакады, виадуки и прочие насесты типа станция метро «Площадь Восстания»?

— Не такие же, — веско возразил архитектор, — а небывалой высоты, изящества и технологической новизны.

— Понятно. Слушайте, а зачем вы их все время строите?