Римская рулетка

Наибольшего успеха в поддержании чести семьи достиг отец нынешнего диктатора. Тогдашний кесарь страдал жестоким коллагенозом и появлялся обычно на людях, имея на лице несколько целебных припарок. Случайно поприсутствовавший при смерти оного от таинственного медленно действующего яда, отец приступил к делу с решимостью, достойной государственных мужей древности. А именно: оттащив тело за самшитовую чашу с изображением фривольных охотничьих сцен и глубокомысленными надписями, папаня переместил припарки на собственное лицо и в течение четырех дней оставался верховной властью в республике-империи.

За это время он успел защитить множество прав несправедливо обделенной семьи, учредить массовые гуляния по случаю праздника Плодородия, направить часть резервного фонда республиканской казны на поддержку вессалийских поселений в устье Нила и подкупить оракула, ведавшего ритуальным жертвоприношением и вскрытием вещих птиц, а также, по совместительству, и государственных лиц, погибших при невыясненных обстоятельствах. Когда после четырех жарких дней и ночей обоняние привело дознавателей к самшитовому сосуду и Форум постановил отлепить припарки с кесарева чела, оракул клятвенно заверил, отворачивая нос от смердящего трупа, что говорить о давности его смерти нет никакой возможности, ибо траектория полета диких уток свидетельствует о вероятии сверхбыстрого разложения кесарей. Соответственно, даже после позорной казни самозванца ни один указ, изданный им, не мог быть отменен, осененный верховной, законноизбранной и одобренной богами властью.

С этих– то пор прозванный впоследствии Луллой и пристрастился к болезненной чистоте, в частности, к приему ванн. В его апартаментах обязательно было не менее трех ванн из различных пород благородного камня или металла, а с тех пор как он узнал о многочисленных открытиях, сделанных одним одаренным карфагенянином, Лулла завел себе и четвертую ванну, философскую. За карфагенянином следили в течение всех Пунических войн не без настояния Луллы, прослышавшего, что тот изобрел арбалет. Затем миру стало известно, будто гений точных наук зарезан в стенах родного города пьяным римским легионером, а сразу после этого в Риме появился военнопленный по имени Фагорий. Живи себе потихоньку да занимайся точными науками, авось лет через двадцать гражданство дадут.

Немного времени спустя за лежащим в ванне, чистым, как снег с вершины Везувия, патрицием с кубовидной головой пришли. После гибели всей родни он совершенно самоустранился от политики, предоставив различным партиям влияния выяснять отношения самостоятельно. И вот накануне лидеры двух основных политических течений, один выступавший в сенате за полную свободу, а другой – за неотъемлемое соблюдение прав, накинулись друг на друга в присутствии соратников по партиям. Чуть ли не хором восклицая «И ты Брут!», они за короткое время основательно истыкали друг друга карманными ножами для жертвоприношений священных птиц, позаимствованными у одного и того же оракула, что произвело на соратников крайне невыгодное, прямо-таки тягостное впечатление. Теперь представители обоих течений стояли около ванны.

– Народ не может забыть, что твой отец подарил нам праздник Плодородия! – сказал один из партийных бонз, опасливо поглядывая на физические приборы, окружающие философскую ванну. На каждом стояло личное клеймо Фагория – пленный философ относился к делу добросовестно, над чем бы ни приходилось работать.

– Народ не может забыть твоего плодотворного общения с населением всевозможных национальностей, – усмехнувшись, позволил себе грязный намек другой политикан, курирующий заселение вессалийцами устья Нила.

– Народ ценит твой вклад в перевооружение армии! – рявкнул какой-то легат, в прошлом центурион-лучник, заехав локтем в бок предыдущему оратору.

– Народ помнит, как мы с тобой жрали лимоны в соседском саду, Луковка, – угодливо засмеялся сенатор, с которым будущий диктатор некогда тасовал экзаменационные билеты. Вот тут-то в ванной и зашевелилось.

– Если мне суждено принять прозвище, как и любому, кто хранит спокойствие Города, не называемого вслух, – внушительно произнес Лулла, пока вода с назидательно уставленного вверх пальца стекала в философскую ванну, – я готов выбрать любое, пристойное демократически избранному Кесарю, но… – Тут палец совершил короткое кивательное движение, отчего у опытных в общении с демократически избранными на неопределенные сроки диктаторами сенаторов холодок пробежал вдоль позвоночников. – Выберу я его сам! И никаких Луковок.

Все диктаторы делятся на два основных типа: первые приближают к себе друзей детства, однокашников и однополчан, другие не успокаиваются, пока все прежние друзья не окажутся в надежной изоляции. Ко второму типу относился и наш Лулла. Таких меньше почитают, порой даже клевещут на их гигиенические наклонности, но зато такие дольше живут.