Римская сага. Том II. Битва под каррами

– Нет, – вздохнула она. – Но… Я приехала, чтобы отдать тебе твой медальон… – в её голосе прозвучала нескрываемая скорбь. – Он там, в моих вещах. Я отдам его позже.

– Мой медальон? Но я же попросил тебя оставить его до возвращения! Ты, кажется, передала его своей любимой служанке. Надеюсь, она сняла его и не стала носить? – Лаций ещё не знал, что случилось, но сердце сжалось от неприятного предчувствия.

– Аония. Её звали Аония… Бедняжка, – большие чёрные глаза Эмилии наполнились слезами, и, взяв со стола персик, она сжала его между ладоней. Потом покатала и положила обратно. Большая слеза медленно скатилась по щеке и упала на руку. Она откинулась на спинку кресла и, вздохнув, попыталась улыбнуться. Но у неё не получилось. Бледно-розовые губы задрожали, Эмилия закрыла лицо руками, и слёзы хлынули из глаз нескончаемым потоком. Лаций схватил её за руки, потом – за плечи, но она сама ткнулась ему в плечо, и он, не зная, как её успокоить, просто гладил по спине и затылку. Через какое-то время Эмилия пришла в себя и посмотрела на него более спокойным взглядом. Она загнала свою боль глубоко внутрь, и теперь только печальные тени в уголках глаз говорили о её душевном страдании.

– Что произошло? – тихо спросил он, заранее зная ответ на свой вопрос.

– Она уже в царстве Орка. Но… мне, наверное, придётся рассказать тебе всё с самого начала, чтобы ты меня понял.

– Я… я готов тебя слушать. У нас есть целый месяц, – попытался улыбнуться Лаций, но эти слова прозвучали неискренне и совсем не к месту, поэтому он поспешил добавить: – Прости, я не знаю, что произошло, и очень хочу тебе помочь.

Один раб поддерживал огонь в большом круге посередине комнаты, и ещё два подошли из соседней комнаты, чтобы подавать еду. Эмилия приказала всем им уйти и придвинулась ближе к огню, где пол был теплее.

– Будешь что-нибудь есть? Тебе дать? – спросил он.

– Нет. Сядь рядом, – она положила ладонь на толстый шерстяной ковёр без ворса. Когда Лаций сел, она взяла его за руку и, опустив глаза, сказала: – Её убили из-за медальона.

– Как? – слова Эмилии, как нож вонзились ему в сердце, всколыхнув сразу все неприятные воспоминания, связанные с этим странным чёрным амулетом. Он предполагал, что с её любимой рабыней могло что-то произойти, что она могла заболеть какой-нибудь странной болезнью и умереть, как рыжий грек Александр, но представить себе, что её убили из-за медальона, он не мог.

– Подожди. Послушай, тут не всё так просто. Только не перебивай меня! Чтобы тебе всё стало понятно, ты должен знать, что Мессала Руф – мой отец.

– Отец? – снова не сдержался Лаций.

– Да. Не перебивай! Мне трудно говорить. Я никому об этом ещё не говорила.

– Хорошо.

– Я его вторая дочь. Мы родились в один день от разных женщин, но моя сестра появилась первой, а я – второй. Я не знаю, что произошло, его вторая дочь умерла в тот же день. И я осталась одна. Но я незаконнорожденная дочь. Это произошло случайно, и тебе не надо знать все подробности. Его сын был от первой жены. Но из-за его любви к мальчикам его друзья не верили, что тот был от него. Мессала Руф поспорил на очень большие деньги, что у него могут быть дети, и выиграл спор – так появились на свет мы. После смерти первой девочки Мессала Руф договорился, чтобы меня удочерили дальние родственники Катона-младшего. Я росла, ничего об этом не зная. Но потом Цицерон добился казни тех, кто участвовал в заговоре Катилины. Среди них были мой приёмный отец и его племянник. В один день их семья потеряла всё – дом, имение, виноградники и землю. Мессала Руф удочерил меня, и так я обрела второго приёмного отца, который был настоящим. Никто не мог подумать, что я его родная дочь. Поэтому он стал помогать мне деньгами. Вот. Теперь ты всё знаешь. Он никогда ничего не запрещал мне, покупал самых красивых рабынь из Сицилии и Сардинии. Он относился ко мне, как к живой статуе, но не как к дочери. Хотя это понятно, ведь он никогда не любил женщин… Мне было четырнадцать, когда мужчины стали проявлять ко мне интерес. Я боялась этого и отправляла к ним вместо себя своих рабынь. Они воспринимали это как шутку, но потом всем это стало нравиться. Тем более что поначалу они совсем ничего не платили. Так постепенно я стала хозяйкой большого количества куртизанок. Почему бы и нет? Мессала Руф был не против. Он помогал мне. И помогает до сих пор. По крайней мере, тогда это была лучшая защита от таких, как Клод Публий Пульхер и его банда.

– Пульхер? Опять Пульхер? Что же за боги стоят за его спиной, если он смеет мешать даже тебе?

– Он мешает многим. Вернее, мешал. Больше не будет. Сейчас расскажу. Он посмел угрожать самому Помпею и Цицерону! Ты же знаешь, что он сжёг дом Цицерона, чтобы купить его потом за бесценок. И жил там всё это время.

– Да, знаю. И не только его дом… – грустно добавил Лаций.