Римские древности

XXIV. Теперь, когда я подошел к этой части повествования, мне кажется необходимым сообщить, что у римлян имелись тогда обычаи, касающиеся рабов, чтобы кто не подумал, будто царь, принявшись за это дело, первым сделал порабощенных гражданами, и чтобы никто не обвинял тех, кто принял данный закон, будто они необдуманно расточают блага. 2. В самом деле, римляне приобретали рабов совершенно законным образом. Либо они получали из общественной казны тех, кто «продается под копьем» в составе добычи, либо, когда военачальник разрешал воинам, захватившим вместе с другой добычей пленников, владеть ими, или же они покупали их у других, которые стали владельцами рабов тем же самым манером. 3. И ни Туллий, установивший данный закон, и ни те, кто его принял и сохранил, не считали, что совершают нечто позорное или вредное для общественных интересов, если те, кто в войнах лишился отечества и свободы, станут потом благодарными поработившим их или купившим их у поработителей, когда означенные дары выпадут от хозяев. 4. Ведь очень многие получили свободу даром, вследствие их добронравия и хорошего поведения — и это был лучший способ освобождения от хозяев: некоторые же уплачивали выкуп, определяемый незапятнанным и честным трудом. Но в наше время все обстоит не так, дела пришли в столь великое расстройство, и благо римского государства так поругано и запятнано, что те, кто занимается грабежами, мошенничеством, распутством и всякими другими позорными делами, получают свободу с помощью добытых таким образом средств и сразу становятся римлянами. 5. Иные делаются сообщниками и помощниками господ и получают от них дар свободы за отравления и убийства людей и неправедные поступки в отношении богов или государства, другие за то, что, получая хлеб, который ежемесячно выдается беднякам на общественный счет, или иное какое-нибудь благодеяние со стороны руководителей государства в отношении бедных граждан, приносят его в благодарность за свое освобождение, третьи же — из-за легкомыслия и пустого тщеславия господ. 6. А я знаю, что некоторые позволили всем рабам стать после своей смерти свободными, чтобы их, умерших, называли добрыми и чтобы множество народа с войлоком на голове[516] сопровождало их носилки на погребальной процессии; а среди тех, кто шел в таких процессиях, как я слышал от сведущих людей, встречались и злодеи, недавно вышедшие из тюрем, совершившие то, что достойно тысячи смертей. Действительно, многие, взирая на эти трудно счищаемые с государства пятна, проявляли недовольство и, обвиняя обычай, ссылались на то, что не подобает государству, достойному править и властвовать надо всем миром, создавать для себя подобных сограждан. 7. Кто-то мог бы посетовать и на многие другие обычаи, которые были мудро задуманы древними, но худо используются ныне живущими. Но я не думаю, что следует отменять этот закон из-за того, что какое-то большее зло смогло возникнуть для общества. Однако я говорю, что нужно восстановить то, что можно, и закрыть доступ в государственное устройство для великого срама и трудно смываемой грязи. 8. И я считал бы, что об этой части граждан прежде всего должны заботиться цензоры, если же не они, то консулы — ведь требуется какая-то значительная магистратура. Они проверяли бы ежегодно тех, кто становится свободным, кто они такие, по какой причине и как были освобождены, подобно тому как проверяют поведение в жизни всадников и членов сената; потом же тех, кого посчитают достойными гражданства, запишут в трибы и позволят пребывать в городе; а запятнанный и нечистый сброд выбросят из города, дав этому действию благопристойное название колонии. Вот это, по-моему, поскольку обстоятельства того требуют, необходимо и справедливо сказать тем, кто порицает обычаи римлян.