LXXVI. Приняв царствование над альбанцами, Амулий[219]
отстранил старшего брата Нумитора от трона отцов, отняв у него власть насильно, высказав полное презрение ко всякой справедливости. Он совершил и другое злодеяние, замыслив в конце концов из страха перед неотвратимым возмездием и из желания никогда не потерять власть лишить дом Нумитора продолжения рода. 2. Давно задумав это, он сперва завлекает только еще взрослеющего сына Нумитора Эгеста в лес и подбивает на охоту, предварительно устроив в потайном месте засаду. Решившего же поохотиться племянника он приказывает убить и подстраивает все так, чтобы после злодеяния разнесся слух, будто юноша погиб от рук разбойников. Однако надуманная ложь не заслонила Амулия от правды, которую он пытался скрыть, и у многих вопреки опасности достало смелости говорить о том, что было действительно содеяно. 3. Нумитор прознал об этом, но предпочтя расчет чувству, притворился, что ничего не ведает, решив отложить возмездие до более подходящего случая. Амулий же в уверенности, что преступления в отношении отрока остались сокрыты в тайне, совершает второе, вот какое деяние: дочь Нумитора Илию, а, как именуют ее некоторые, Рею и по прозвищу Сильвию, находящуюся в брачном возрасте, он назначает жрицей Весты[220], так, чтобы она не вошла в сношения с мужчиной и не родила мстителей за свой род. Не менее пятилетнего срока[221] нужно было священным девам оставаться безбрачными. На них была возложена обязанность поддержания неугасимого огня, и все другие таинства, что были установлены законом и исполнялись девами ради общего блага. 4. Амулий же воспользовался для своих целей благовидным предлогом, как бы во имя чести и славы рода. Притом, он не сам вводил закон, а принудил брата последовать общему правилу, ведь в обычае (причем добром) у альбанцев было назначать служительницами Весты самых знатных девственниц. Нумитор же почуял, что брат руководствуется в этом отнюдь не лучшими побуждениями, но не стал проявлять гнев, чтобы не вызвать недовольства народа, и затаил в себе обиду за эту каверзу.LXXVII. Четыре года спустя Илия посещает как-то священную рощу Марса[222]
ради святой воды, которую она намеревалась использовать для жертвоприношений, и в этом святом месте подвергается насилию со стороны кого-то. Некоторые рассказывают, что это был один из женихов девушки, влюбленный в нее с детства. Иные же сообщают, что это был сам Амулий, скорее не из похоти, а по злому умыслу, прикрытый доспехами, в которых он собирался выглядеть устрашающе, так что смог сделать свою известную всем внешность неузнаваемой. 2. Большинство же предпочитает сказ о явлении божества, которому принадлежала эта роща, и наряду с этим о многих других божественных знамениях, возбуждающих чувства, а именно: о затмении солнца, о тьме и мраке в небе. Видение имело необычайно дивный облик, который превосходил человеческий статью и очарованием. И, говорят, что надругатель, утешая горюющую деву, произнес нечто такое, что прояснило его божественную сущность, — что нечего огорчаться из-за приключившегося, ибо она вступила в союз с божеством, владеющим этой местностью, и произведет на свет двух мальчиков, самых могучих среди людей по доблести и по воинственности. Изрекши такие слова, он окутался облаком и, оторвавшись от земли, вознесся ввысь. 3. Здесь не место решать, как же следует относиться к взглядам на это происшествие: то ли пренебречь ими как примером человеческого легковерия касательно богов (хотя божество не способно к какому-либо поступку, недостойному его бессмертной и блаженной природы), то ли принять эти предания как проявление смешанной сущности мироздания — т.е. о находящейся между богами и смертными некоей третьей природе, каковой является племя демонов, порой смешивающихся с людьми, порой — с богами, из чего, как говорят, рождается мифологический род героев. Как я уже сказал, тут не время рассуждать об этом, да и к настоящему времени философы достаточно высказались по этому поводу. 4. Так вот, после насилия девушка на людях выглядела немощной (необходимость такого поведения ей внушила мать ради ее безопасности и благочестия к богам), она уже не приближалась к святыням, но пребывала среди других дев, которые исполняли все те обязанности, что были возложены на нее.