Римские древности

LV. Среди подобных угроз обсуждали, что следует делать, старейшие и наиболее выдающиеся вожди аристократии, собранные консулами на частное совещание сами по себе. 2. Итак, Гай Клавдий, который менее всего благоволил к плебеям и унаследовал такие политические убеждения от предков, предложил более самонадеянное мнение не уступать народу ни консульской власти, ни других магистратур вообще; а тем, кто попытается противодействовать, воспрепятствовать оружием, если их не убедят слова, не щадя никого, ни частное лицо, ни должностное. Ведь все, сказал он, кто пытается поколебать отеческие обычаи и испортить древний государственный порядок, являются чужаками и врагами гражданства. 3. Но Тит Квинций возражал против сдерживания противника силой и против общения с плебсом с помощью оружия и через пролитие крови соплеменников, в особенности потому, что им будут противодействовать плебейские трибуны, — «которых наши отцы постановили считать священными и неприкосновенными, сделав богов и младших божеств поручителями договора и призвав величайшими клятвами проклятие и на самих себя, и на свое потомство, если хоть что-нибудь нарушат в соглашении».

LVI. Когда к этому мнению присоединились и остальные приглашенные на совещание, слово взял Клавдий и сказал: «От меня не скрыто, основание сколь великих бед для всех нас будет положено, если мы разрешим народу проголосовать по поводу этого закона. Но не зная, что следует делать, и будучи не в состоянии в одиночку противостоять многим, я уступаю вашим намерениям. 2. Ведь справедливо, чтобы каждый объявлял, что ему кажется полезным для общества, но подчинялся при этом решениям большинства. Однако я могу дать вам следующий совет, ибо вы находитесь в тяжелых и неприятных обстоятельствах, — не уступать консульство ни сейчас, ни в будущем никому, кроме патрициев, которым одним по священному и человеческому праву дозволено получать его. 3. Когда же вы окажетесь перед необходимостью, как ныне, поделиться и с остальными гражданами высшей властью и магистратурой, назначайте военных трибунов[1192] вместо консулов, ограничив их число тем, сколько нужно — я думаю вполне достаточно восьми или шести — и среди них пусть патрициев будет не меньше, чем плебеев. Ведь, поступая так, вы не уроните власть консулов в руки низменных и недостойных людей, но и не будет казаться, что вы подготавливаете для себя несправедливое господство, не предоставляя плебеям никакой магистратуры». 4. Когда все одобрили его мнение и никто не стал возражать, он сказал: «Послушайте, что я могу посоветовать и вам, консулам. Назначив день, когда вы будете утверждать предварительное постановление и решения сената, дайте слово сторонникам закона и его противникам. После произнесения всех речей, когда настанет время испрашивать мнения, начните не с меня и не с Квинция, здесь присутствующего, и не с кого-либо другого из старших сенаторов, но с Луция Валерия, который из сенаторов более всех благоволит к плебеям, а вслед за ним вызовите Горация, если он пожелает что-нибудь сказать. Когда же выясните их мнения, тогда только вызывайте говорить нас, стариков. 5. Я в свою очередь выскажу суждение, противоположное предложению трибунов, используя полную свободу слова — ведь именно это на пользу общества. Что же до предложения о военных трибунах, если вам угодно, то пусть его вынесет Тит Генуций: ведь это мнение окажется наиболее подходящим и вызовет наименьше подозрений, если его выскажет твой брат, о Марк Генуций». 6. И этот совет был признан правильным, после чего они разошлись с совещания. На трибунов же напал страх из-за тайной встречи сенаторов, как бы она не оказалась во вред и весьма большой пагубой для народа, поскольку они заседали в частном доме, а не открыто, и никого из руководителей народа не допустили к участию в совещании. И после этой сходки они, в свою очередь собрав самых рьяных сторонников плебса, стали изобретать средства защиты и предосторожности против козней, которые они подозревали против себя со стороны патрициев.