XI. (13) В это же время некоему вейянину, сведущему благодаря своим предкам в местном гадании, случилось стоять на страже на стене, а один центурион из Рима был его давним знакомым. Этот центурион, оказавшись однажды рядом со стеной и сказав тому человеку обычные приветствия, заметил, что жалеет его по поводу несчастья, которое обрушится на него и других, если город будет захвачен. 2. И тиррен, слышав уже о разливе Альбанского озера и зная древние пророчества о нем, рассмеялся и сказал: «Какое благо заранее знать будущее! Вы же из-за неведения того, что предстоит, терпите бесконечную войну и напрасные труды, рассчитывая разрушить город вейян. А если бы кто-нибудь открыл вам, что этому городу суждено быть взятым лишь тогда, когда озеро возле Альбанской горы, испытав нехватку собственных источников, не будет больше смешиваться с морем, то вы прекратили бы и себя изнурять, и нас беспокоить». 3. Услышав это, римлянин серьезно задумался про себя, но в тот раз ушел. (14) А на следующий день, предварительно доложив военным трибунам, что он задумал, явился на то же самое место без оружия, так что насчет него тиррен не возымел никаких подозрений по поводу замысла. Поприветствовав, как обычно, он сначала поведал другое о постигшем римский лагерь затруднении, чем полагал порадовать тиррена, а затем попросил истолковать ему некоторые знаки и предзнаменования, недавно явленные военным трибунам. 4. Предсказатель доверился его словам, не опасаясь никакого обмана, и, приказав стоявшим рядом с ним отойти, сам в одиночку последовал за центурионом. А римлянин, заманивая его затеянной для обмана беседой все дальше и дальше от стены, как только оказался рядом с укреплениями, обхватил его посередине обеими руками, поднял и унес к римскому лагерю.
XII. (15) Военные трибуны, и словами обхаживая этого человека, и запугивая угрозами пыток, побудили его рассказать все, что он скрывал по поводу Альбанского озера. Затем они отправляют его к сенату. Однако у членов сената сложилось не однозначное мнение, но одним тиррен казался каким-то мошенником и шарлатаном, который приписывает божеству свое толкование оракула, а другим — что он сказал вполне искренно. (16) 2. И когда сенат находился в таком замешательстве, прибыли отправленные ранее в Дельфы послы, везя с собой оракулы, совпадающие с тем, что уже сообщил тиррен, а именно: боги и младшие божества, которые получили в удел город вейян, обещают им хранить незыблемым доставшееся от предков благоденствие столько времени, сколько потоки озера у Альбанской горы будут разливаться и течь до моря; 3. но когда те, утратив свой собственный природный характер и старинные пути, отклонятся на другие, так что уже не будут смешиваться с морем, тогда и будет разрушен их город; и это вскоре произойдет благодаря римлянам, если с помощью прорытых в различных местах каналов они отведут излишние воды на равнины вдали от моря. Узнав это, римляне тут же для указанных дел назначили мастеров.
XIII. (17) Когда же вейяне услышали об этом от одного пленника, они пожелали отправить к осаждающим вестников по поводу прекращения войны, прежде чем город будет захвачен приступом, и послами назначают старейших граждан. 2. А после того как римский сенат отклонил примирение, все послы молча вышли из здания сената, но один, самый знаменитый из них и опытнейший в искусстве гадания, задержавшись у дверей и окинув взглядом всех присутствовавших в сенате, сказал: «Прекрасное, о римляне, и великолепное решение вы объявили, вы, претендующие на власть над соседями в силу доблести, если отказываетесь иметь в подчинении город не малый и не безвестный, хотя он слагает оружие и сдается вам, но предпочитаете с корнем уничтожить его, не опасаясь гнева со стороны божества и не обращая внимания на осуждение со стороны людей! 3. За это настигнет вас от богов справедливое возмездие, которое покарает таким же образом: ибо, лишив вейян родины, вы немного погодя потеряете собственную».
(18) 4. А когда вскоре город[1231]
был взят, одни жители, оказавшись смелыми мужами, бросились на врагов и были изрублены, при этом сами многих убили, другие же погибли, заколов себя собственноручно. Кому же в силу трусости и низости души все ужасы казались приемлемее смерти, те, бросив оружие, сдавались победителям.