В этот момент перед ними включился красный сигнал светофора, и Римма решила этим воспользоваться. Выплюнув последнюю фразу и не дожидаясь ответа, она распахнула дверь, пулей вылетела из автомобиля и метнулась в сторону тротуара, лавируя между застывшими машинами. Из окон некоторых высунулись любопытные головы, кто-то засмеялся ей вслед, кто-то протяжно присвистнул, но Римме было все равно. Достигнув тротуара, она сразу же свернула в обратную сторону и, судорожно поправив на плече ремешок сумки, юркнула в узкий пешеходный переулок, так ни разу и не обернувшись.
Рассерженная и взвинченная, поначалу она просто шагала по улицам, глядя лишь себе под ноги. В голове крутились обрывки недавней неприятной сцены. Было даже стыдно, что пришлось стать участницей такого дикого публичного выяснения отношений, да что участницей – инициатором! И в то же время в сердце плескались благородная ярость, остро приправленная чувством собственной правоты: ни одного из сказанных слов она не взяла бы назад. Еще и добавила бы, если б духу хватило.
Всё происшедшее было совершенно не в ее характере – она в жизни так ни с кем не ругалась. Но ощущение справедливости высказанных ею упреков придавало сил, и Римма продолжала нестись вперед, не глядя на вывески и указатели.
Но через некоторое время волнение начало отступать. Она сбавила темп и принялась посматривать по сторонам, пытаясь понять, в каком районе оказалась.
Быстрая ходьба разогнала по жилам кровь. Римма с удовольствием распахнула плащ, а ставший влажным шейный платок и вовсе засунула в сумку. В городе, даже на теневой стороне улиц, было уже совсем тепло, градусов семнадцать, наверное. По московским меркам – настоящая весна, хотя на календаре всего лишь конец февраля. Проходя мимо какой-то витрины, Римма бросила взгляд на свое отражение и невольно замедлила шаг. Удивительно: в этом светлом плаще, в элегантном костюме, в больших «стрекозиных» темных очках она сама себе живо напомнила героиню Одри Хепбёрн из «Римских каникул» – принцессу, сбежавшую из посольского дворца, чтобы открыть для себя Рим. Покрутившись перед витриной так и сяк, она порадовалась этому сходству и решила, что ей тоже вполне по силам исследовать город самостоятельно. Не нужны ей для этого ни машина, ни такая сомнительная компания. Конечно, было ужасно жаль, что отношения с Матвеем завершились именно так, даже толком и не начавшись. Но что уж поделаешь, если они настолько друг друга не поняли? Она-то решила, что он относится к ней серьезно, уже чуть ли не о свадьбе мечтала – а он всего лишь собирался весело провести время вместе или как он там выразился…
К своему удивлению, сориентировалась Римма довольно быстро, даже доставать телефон и заглядывать в навигатор не понадобилось. Едва взглянув на массивную квадратную башню с часами, увенчанную одиноким, позеленевшим от времени бронзовым колоколом, она поняла, куда именно ее занесло. Башня служила колокольней базилики Санта-Мария-ин-Трастевере – одной из старейших римских церквей. Убегая от собственных чувств, она попала в Трастевере – живописнейший римский район, сохранившийся со Средневековья практически неперестроенным.
Римма медленно побрела по узким извилистым улочкам, то и дело поднимая голову вверх, любуясь ажурной решеткой балкона или сияющим первозданными красками мозаичным панно, часто останавливалась, чтобы заглянуть в крошечный дворик или посидеть на скамейке на площади, размером чуть больше красовавшегося на ней фонтана: в некоторых местах прохожим приходилось буквально протискиваться между мраморной чашей и стенами окружавших ее домов.
Ощутив, наконец, что ноги в туфлях на каблуках запросили пощады, Римма наугад выбрала маленькое кафе и присела за столик у входа. Сняла очки, с наслаждением подставила лицо солнцу и прикрыла глаза.
Она просидела так с полминуты, не больше, как вдруг почувствовала, что кто-то закрыл от нее солнечный свет.
– Прошу вас. За счет заведения, – молодой официант аккуратно поставил перед ней чашечку-крошку с ристретто.
Римма улыбнулась и вежливо поблагодарила. Заслышав родной язык, парень с недоуменным восторгом уставился на нее:
– Потрясающе! Синьорина, ваш итальянский столь же прекрасен, сколь прекрасны вы сами!
– Не стоит лукавить, синьор. Мой итальянский – несовременный и книжный. Но ваш комплимент мне приятен, – усмехнулась она и сделала глоток ароматного кофе.