Когда говорят о простом люде, отмечают, что его тянут к Богу две вещи: страх и надежда. Действительно, находясь в некоем промежутке между прошлым и будущим, человек подвергается воздействию двух факторов, один из которых как бы подталкивает его вперед, а другой — тянет за собой. Даже при первоначальном появлении единственного из этих двух факторов другой, то есть второй, появляется сам собой. Если возникает страх, то появляется и надежда, что угроза, приведшая к страху, не осуществится; если же возникает надежда, то тут же появляется и страх, что эта надежда не будет воплощена.
Некоторые философы полагают, что простой люд, попавши в зависимость от страха и надежды, слепо следует к Богу, выбирая наиболее доступные средства и способы, кои обычно принято называть религией, но единственный ли это путь к Богу? Сами же философы не следуют подобным образом, а избирают иное направление, которое состоит в рассуждениях — именно так человек, отличный от простого люда, самостоятельно постигает Бога, не пользуясь при этом помощью жрецов ли, жертвоприношений или молитв. Но в любом случае, и простой люд, и философы следуют к Богу, хотя их пути различаются. Ясно одно — надежда и страх являются не единственными побудительными причинами к постижению Бога, поскольку разумные свойства человека также ведут его по этому пути. Восхвалим же этот истинно человеческий путь и оставим в покое остальные, что так сближают нас с варварами и киноскефалами: пусть они сами о себе заботятся.
Будь здоров.
Элий Аристид из Смирны Лукиану в Самосату
Письмо I (VII)
Элий Лукиану желает здравствовать.
Словно Пиндар-врачеватель ты излечил меня от душевной боли, за телесную же возьмется Асклепий:
Воистину можно только дивиться тому, как быстро просачиваются слухи по телу нашей Республики — растянувшись до никому не виданных ранее размеров, она сумела сохранить свое первоначальное свойство, свойство старого города, где жили наши предки, знавшие друг друга в лицо. Да, очень многое изменилось с тех пор, но многое осталось — зараза, подобно слухам, так же быстро пускает свои корни и, как виноградная лоза, проникает повсюду:
Не знаю, что и делать — радоваться или горевать по тому, что стал известен всем римлянам; благой то признак или худой? Боюсь, что худой. Многих достойных мужей сгубила слава, а к достойнейшим пришла вместе в погибелью; даже славнейших учителей, чье имя означает то же, что и сама философия, сгубила слава: одному принесши цикуту, другому — огонь, третьему же — изгнание. Вот и сейчас я беспокоюсь о вреде славы более, нежели о болезни, поскольку ты и сам видишь, каких я мужей сравнил с собой, и что из этого исходит. А что болезнь? Как говорил Луций Анней, она ведет меня туда, куда я итак следую, — так к чему стенания, тяготы и страхи, что они смогут изменить? Природой дарована мне жизнь, она ее и заберет.
Будь здоров.
Аппиан из Рима Лукиану в Самосату
Письмо I (VIII)
Аппиан желает Лукиану благополучия.
Наш божественный властитель, воссев на коня, отправился доказывать миру величие Рима, осведомив перед этим меня о своих тайных делах и поручив вести переписку с тобой. Многое из того, что он поведал, я передам тебе в этом письме, Лукиан.
Когда древнейшие люди объединялись в племя, единым для них было не только общее место обитания, пища или способы экономии, но и верования. Когда наши предки создавали первые города, причиной тому были не только общие потребности (ибо они у всех одни и те же), враги ли, цели, но и общие верования. Не веруя едино, не можно жить совместно, ибо разные предположения и ожидания в народе порождают разрозненность, междоусобицы, войны и, в итоге, приводят к существованию отдельных государств. Так было, есть и будет; такова логика становления и развития народов.