Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Мы переходим к внутреннему устройству страны. Что касается языка, то к настоящему народному языку римляне относились так же, как в Галлии к языку кельтов, а в Испании — к языку иберов; здесь, в Африке, это было тем более естественно, что в этом отношении римлянам подготовило путь прежнее чужеземное владычество, да и, наверное, ни один римлянин не понимал этого народного языка. У берберских племен был не только свой национальный язык, но и национальная письменность; однако, насколько нам известно, в официальных сношениях этим языком никогда не пользовались, по крайней мере его никогда не употребляли на монетах. Даже туземные берберские династии не составляли в этом отношении исключения — либо потому, что и в их государствах наиболее крупные города были скорее финикийскими, чем ливийскими, либо потому, что финикийская цивилизация оказала здесь такое глубокое влияние. Писали на местном языке, конечно, и в эпоху римского владычества; мало того, большинство берберских надписей — посвящений и надгробий — относится, несомненно, ко времени империи; однако их малочисленность показывает, что в пределах римского господства язык этот не имел широкого распространения. В качестве народного языка он удержался, естественно, в тех местностях, куда римляне или вовсе не заходили, или почти, не заходили, как, например, в Сахаре, в горах мароккского Рифа, в обеих Кабилиях; даже на цветущем острове Триполи Гирбе (Джерба), центре карфагенского производства пурпура, рано приобщившемся к культуре, еще и теперь говорят по-ливийски. В общем, древний народный язык Африки лучше сумел себя отстоять, чем народный язык кельтов и иберов.

Язык, господствовавший в Северной Африке в то время, когда она сделалась римской, был языком тех чужестранцев, которые владычествовали там до римлян. Лептис, вероятно, не триполийский, а соседний с Гадруметом, является единственным городом в Африке, в котором чеканились монеты с греческим надписанием и который, таким образом, предоставил этому языку по меньшей мере второе место в официальном употреблении. Финикийский язык господствовал тогда на севере Африки повсюду, где существовала цивилизация, от Большого Лептиса до Тинги, в особенности в Карфагене и его окрестностях, а также в Нумидии и даже в Мавретании⁴⁸².

Этому языку высокоразвитой, хотя и чуждой туземному населению культуры были при смене правительственной системы сделаны известные уступки. Быть может, уже при Цезаре и во всяком случае при Августе и Тиберии как города римской провинции, например Большой Лептис и Эа, так и города Мавретанского царства, как Тинги и Лике, — в том числе и такие, которые, подобно Тинги, сделались римскими гражданскими общинами, — пользовались в официальных сношениях финикийским языком. Однако финикийский язык все же не имел в Африке такого значения, &ак греческий в греческой половине империи. В греческих провинциях империи греческий язык господствует в деловой жизни, в особенности в сношениях с правительством империи и его чиновниками; на монетах города, имеющего греческое устройство, и император именуется по-гречески. Но в провинциях Африки, если надпись на монете сделана и на другом языке, император или императорский чиновник именуется всегда по-латыни. Даже на монетах царей Мавретании, на которых имя греческой царицы пишется по-гречески, имя царя, являвшегося в то же время и имперским чиновником, пишется непременно по-латыни, даже и там, где рядом с ним называется царица. Это означает, что само правительство не допускало в Африке употребления финикийского языка в своих сношениях с общинами или отдельными лицами, но разрешало его во внутреннем употреблении; это был не третий язык империи, но язык культурный, признанный в сфере своего распространения.