Римские провинции от Цезаря до Диоклетиана

Однако это ограниченное признание финикийского языка продолжалось недолго. У нас нет ни одного документа, свидетельствующего об официальном употреблении финикийского языка после Тиберия; едва ли он употреблялся дольше первой династии⁴⁸³. Как и когда произошла перемена, мы не знаем; вероятно, правительство произнесло решающее слово приблизительно в эпоху Тиберия или Клавдия, осуществив в области языка и национальности такую полную аннексию, которая возможна лишь для государственной власти. В частной жизни финикийский язык продержался в Африке еще долгое время, по-видимому, дольше, чем в метрополии; в начале III в. дамы знатных домов в Большом Лептисе так плохо говорили по-латыни и по-гречески, что им нельзя было вращаться в римском обществе; еще в конце IV в. в окрестностях Гиппона Регия (Бон) неохотно ставили священников, которые не могли объясняться с крестьянами на пуническом языке; последние продолжали называть себя ханаанитами, пунические имена и пунические обороты речи встречались еще очень часто. Но этот язык был изгнан из школы⁴⁸⁴ и даже из письменного употребления и сделался народным диалектом, да и то, вероятно, только в области древнефиникийской цивилизации и особенно в древнефиникийских и прибрежных местностях, лежавших в стороне от крупных путей сообщения⁴⁸⁵. Когда арабы пришли в Африку, они застали еще в качестве местного языка язык берберов, но уже не застали языка пунийцев⁴⁸⁶. Вместе с карфагенско-римской цивилизацией исчезли и оба чужеземных языка, тогда как древний туземный язык удержался до настоящего времени. Властители из цивилизованных иностранцев сменялись, берберы же оставались, как пальмы оазиса и песок пустыни.

Наследие финикийского языка досталось не греческому языку, а латинскому. Это не было результатом естественного процесса развития. В эпоху Цезаря и латинский и греческий языки были в Северной Африке языками чужими, но, как показывают хотя бы монеты Леп-тиса, последний был распространен гораздо больше, чем первый; по-латыни говорили в то время только чиновники, солдаты и италийские купцы. В то время было бы, вероятно, легче осуществить эллинизацию Африки, чем ее латинизацию. Но случилось как раз обратное. Та же самая воля, которая в Галлии подавила в зародыше зачатки греческой культуры, ввела в сферу господства латинского языка греческую Сицилию и установила границы между греческим Востоком и латинским Западом, — отнесла Африку к этому Западу.