Римские рассказы

Туда держала под мышкой корзину; она сказала, что это для меня. В корзинке на соломе лежала дюжина свежих яиц, прикрытых листьями смоковницы. Я посоветовал ей отдать подарок профессору: это произведет на него хорошее впечатление. Туда ответила, что она не подумала о профессоре, ведь он синьор и, конечно, у него имеется собственный курятник. Я рассмеялся; пока мы ехали домой на трамвае, я расспросил ее о том о сем и понял, что Туда настоящая дикарка: она никогда не видела поезда, трамвая, шестиэтажных домов. Словом, как и хотелось профессору, она была необразованная.

Мы приехали домой; сначала я провел Туду в швейцарскую, чтобы познакомить ее с моей женой, а потом мы поднялись на лифте к профессору. Он открыл нам сам, потому что у него не было прислуги - обычно моя жена убирала его квартиру, а иногда и готовила ему обед. Едва мы вошли, как Туда сунула профессору корзинку со словами:

- Держи, профессор, я привезла тебе свежих яиц.

Я сказал ей:

- Профессору не говорят "ты".

Но профессор подбодрил Туду, сказав:

- Ничего, девочка, обращайся ко мне на "ты".

Профессор объяснил мне, что это ее "ты" шло от древних римлян, что древние римляне, так же как чочарцы, не знали обращения на "вы" и обходились друг с другом запросто, словно все они были одна большая семья.

Потом профессор провел Туду на кухню. Кухня у него была большая, с газовой плитой, алюминиевыми кастрюлями и всем, что требуется. Он разъяснил Туде, как этим пользоваться. Туда выслушала все молча и серьезно. Потом звонко сказала:

- А я не умею готовить.

- Но как же? - сказал растерянно профессор. - Мне говорили, что ты умеешь готовить.

Туда сказала:

- В деревне я работала... Копала землю мотыгой... Конечно, я готовила, но только лишь бы поесть... Такой кухни у меня никогда не было.

- А где ты готовила?

- В шалаше.

- Ну что же, - сказал профессор, теребя бородку, - мы здесь тоже готовим - лишь бы поесть... Допустим, что тебе надо приготовить мне обед... Что ты сделаешь?

Туда улыбнулась и сказала:

- Я сделаю тебе макароны с фасолью... Потом ты выпьешь стакан вина... Ну, потом можешь съесть еще несколько грецких орехов и немного фиг.

- И это все... Никакого второго?

- Как так второго?

- Говорю, никакого второго блюда... рыбы, мяса? Туда весело расхохоталась:

- Макарон с фасолью и хлеба тебе мало?.. Чего же тебе еще?.. Я съедала тарелку макарон с фасолью и хлебом и копала землю целый день... А ведь ты не работаешь.

- Я занимаюсь, пишу, я тоже работаю.

- Вот именно - занимаешься... А мы работаем по-настоящему.

Короче, Туда никак не хотела согласиться, что надо готовить, как говорил профессор, "второе". Наконец, после долгих споров, было решено, что моя жена некоторое время будет приходить и учить Туду готовить. Потом мы прошли в комнату для прислуги. Это была хорошая комната, выходящая во двор, с кроватью, комодом и шкафом. Оглядевшись вокруг, Туда сразу же спросила:

- Я буду спать одна?

- А с кем бы ты хотела спать?

- В деревне мы спим по пять человек в комнате, - Нет, эта комната только для тебя.

Я ушел, наказав Туде быть старательной и хорошо работать, потому что я отвечаю за нее и перед профессором и перед своим кумом, который ее рекомендовал. Уходя, я слышал, как профессор объяснял ей:

- Смотри, ты должна ежедневно метелочкой и тряпкой стирать пыль со всех этих книг.

- Что ты делаешь с этими книгами? - спросила Туда. - На что они тебе?

- Книги для меня то же, что для тебя мотыга... Они нужны мне для работы.

- Но мотыга-то у меня только одна.

Начиная с этого дня профессор, проходя мимо швейцарской, всякий раз сообщал мне какую-нибудь новость о Туде. Сказать по правде, профессор не был в большом восторге. Однажды он пожаловался мне:

- Неотесанная она, совсем неотесанная... Знаете, что она вчера сделала? Взяла с моего стола листок бумаги - работу моего ученика - и заткнула ею бутылку с вином.

- Профессор, - сказал я, - ведь я предупреждал вас... Деревенская девушка...

- Да, - согласился он, - но все-таки она милая девочка... Добрая, услужливая... очень милая девочка.

Прошло некоторое время, и эта милая девочка, как ее называл профессор, стала настоящей городской девицей. Получив жалованье, она начала с того, что сшила себе модное платье и стала похожа на настоящую синьорину. Потом купила туфельки на высоком каблуке. Потом сумочку под крокодилову кожу. Потом - и это было уж совсем напрасно - отрезала косу. Правда щеки у нее по-прежнему были румяные, как два яблока; они не могли так скоро стать бледными, как у девушек, родившихся в городе, и это как раз нравилось в ней не одному профессору. Когда я первый раз увидел ее с этим мерзавцем Марио, шофером синьоры с четвертого этажа, я сразу же сказал ей:

- Смотри, этот тебе не пара... А то, что он говорит тебе, он повторяет всем девушкам.

Туда ответила:

- Вчера он возил меня на машине в Монте-Марио.

- Ну и что же?

- Хорошо прокатиться на машине... А посмотри, что он мне дал, - и она показала булавку из белого металла со слоненком, какие продают галантерейщики на рынке Кампо деи Фьори.

Я сказал ей: