Римский орел

На рассвете они миновали изобилующее мелями устье и выплыли на настоящий водный простор. Дунай. Теперь Черепанов узнал эту реку. Собственно, мог и раньше вспомнить, потому что по-английски Дунай и в его мире назывался Danuby. И видел его Геннадий неоднократно, поскольку бывал и в Чехии, и в Словакии, и в Венгрии. Сейчас подполковнику иногда чудилось, будто он узнает знакомые берега.

— Мы спустимся пониже, — сказал Плавт. — К Понту[40], к Мезии[41]. А то здесь по обе стороны варварские поселения. Правобережным мы платим: якобы за охрану наших границ. Но… — римлянин усмехнулся, — варвары и есть варвары. Мы спустимся ниже, там уже наши. Высадимся и станем искать Максимина…

Ветер спал. Тяжелую лодку медленно влекло вниз по течению. Вставало солнце…

— А я уж подумал: ты готов служить этому рыжему вандалу, — сказал Черепанов. — Ты так с ним торговался из-за золота…

Гонорий рассмеялся, поскреб подбородок.

— Оброс, — пробормотал он. — Не люблю.

Достал нож, выправил кромку точильным камнем и принялся соскребать щетину со щек.

— Если бы я не торговался, он бы мне не поверил, — пояснил кентурион. — Да и золото нам не помешает. Неужели ты впрямь подумал, что я могу предать мой Рим?

— Ну… — Геннадий смутился, что с ним в последние двадцать лет бывало редко. — Я не знаю ваших обычаев.

— Обычаи наши просты, — сказал Плавт («хр-рс — хр-рс» — прошуршало лезвие, соскабливая щетину). — Есть Римский Мир. Миропорядок. Цивилизация. Все остальное должно ему служить. Только так.

— Ты уверен?

— Да. И ты должен быть в этом уверен, если хочешь служить Риму. Ты хочешь?

Вопрос был задан прямо и требовал такого же прямого ответа.

— А разве у меня есть выбор?

— Выбор всегда есть. — Гонорий плеснул на ладонь немного вина из кожаной фляжки, снятой с убитого вандала, размазал по лицу. — Хочешь? — Он протянул Черепанову нож.

— Не сейчас. — У него не было сейчас желания бриться. Тем более тупым ножом вместо привычного «жиллет-слалом-плюс».

— Рим — это все. Но что есть Рим? — Вопрос был риторический. — Рим есть сила. А сила Рима (толстый грязный палец назидательно воздет вверх) в непобедимых орлах римских легионов. Золотой орел на древке аквилы[42], друг мой Геннадий, это великий символ Рима. Для легионера его орел выше Юпитера и Олимпа и всяко важнее болтунов из сената. Римские орлы хранят величие Рима. Они рождают Августов. Армия Рима — это и есть Рим.

— А как же законы, народ, культура?

— Все это есть, потому что есть мы. Ты видел варваров. Что для них культура? Что для них наши боги, наши обычаи и законы? Свиньям ни к чему умелые повара. Свиньям все равно, что жрать. Что помои, что фаршированные финики. И чтобы свиньи не лезли в триклиний[43], у входа должен стоять слуга с палкой. Служить римскому орлу — высочайшая честь, друг мой! И ты, я уверен, вполне достоин этой чести. Ты увидишь, ты почувствуешь… Эх, Череп! Когда я сейчас вспоминаю, как сверкает на солнце орел моего легиона, как стоят мои воины: плечо к плечу, щит к щиту, кентурия к кентурии…

Геннадий увидел, как по свежевыбритой кирпичного цвета щеке кентуриона сползла прозрачная слезинка…

— Это такое счастье, Череп, — пробормотал Плавт. — Это лучше сирийской куртизанки, лучше самых изысканных деликатесов…

— Я понимаю, — мягко проговорил Черепанов. — Я понимаю тебя. И уважаю твои чувства. Но взгляни на берег: мне кажется, там кое-кто знакомый.

Плавт моментально обернулся:

— Клянусь тестикулами Марса — вандалы! Наши вандалы!

Именно так.

Вдоль берега, обгоняя медленно плывущую лодку, скакала цепочка всадников. И в одном из них без труда угадывался рыжий вождь Дидогал. До берега было метров триста, но рыжего Геннадий узнал бы и за километр — по сверкающей кирасе и огненной гриве.

Он что-то кричал сердито, но слова съедало расстояние.

Плавт помахал ему рукой, потом изобразил руками, как перерезают горло. При этом он выпустил рулевое весло, и лодку тут же повернуло боком. Ничего худого, впрочем, не произошло. Как несло их течение, так и продолжало нести. Ветра не было, и парус обвис тряпкой.

Всадники помчались берегом дальше и вскоре пропали за очередной излучиной. Только человек десять продолжали неспешно двигаться вровень с лодкой.

— Может, за весла — и к тому берегу? — предложил Геннадий.

— А-а-а… — римлянин махнул рукой. — Ничего они нам не сделают. Руки коротки — дотянуться.

Так они и плыли — с береговыми сопровождающими. Ветра все не было, но это было не важно. Километра три-четыре в час они делали. Вполне достаточно.

Черепанов поспал немного, потом сменил у руля Гонория, чтобы и тот подремал. Но римлянин спать не стал. Занялся изучением военных трофеев. Оружие было неплохое. И еды в рундуках на корме было достаточно. А вот денег было маловато. Дюжины две монет разного достоинства, но все мелких. Немного рубленого серебра. Золота не было совсем. Плавт ворчал недовольно: жалел о потере того, что взяли на квеманском капище. Не маячь на правом берегу вандалы, он непременно начал бы подбивать Черепанова высадиться и забрать спрятанное в лесу имущество.