Римский орел

Здесь тоже имелась охрана, но нравы были демократические, поскольку Плавта, как только узнали, немедленно пропустили внутрь. Вместе с Черепановым, дежурным и самообразовавшейся свитой, насчитывавшей минимум сотню зевак. А известить командующего послали еще раньше, поэтому когда спешившиеся Плавт и Черепанов вошли в воротца, великий полководец Гай Юлий Вер Максимин Фракиец в окружении свиты и охраны уже двигался им навстречу.

Он был именно таким, каким его описывал Гонорий. Ожившая статуя бога войны.

Он возвышался над ликторами[75], над своими офицерами, над совсем не маленькими телохранителями как спортсмен-баскетболист — над толпой пятиклассников. Живи этот гигант в более позднюю эпоху, у его бодигардов возникли бы серьезные проблемы. Поскольку главная обязанность бодигарда — прикрыть патрона от проворных свинцовых пчелок своим мускулистым телом. Но чтобы прикрыть такое «боди», понадобился бы вставший на задние лапки носорог. Обычно люди подобного «масштаба» (которых, кстати, можно в любую эпоху пересчитать по пальцам) выглядят нескладными переростками. Но этот великан был не таким. Просто природа расщедрилась и отпустила ему одному столько плоти, что хватило бы на двух атлетически сложенных мужчин. И вместо двух крепышей ростом метр восемьдесят получился один. Но на полметра выше. И на полметра шире в плечах. А если эту великолепную голову с лицом грозного бога увенчать высоким золоченым шлемом с длинным красным гребнем, а на метровой ширины плечи надеть золоченый панцырь и накинуть плащ, ткани которого хватило бы на приличную палатку…

— Ну-ка, ну-ка… — Гигант сделал три шага, и его охрана мгновенно осталась позади, а сам он оказался рядом с Плавтом, чья голова была на уровне подбородка золотой Медузы[76], украшавшей кирасу легата.

— Неужели это ты, Аптус, проклятье на всех, кто болтал о твоей смерти!

Голос громадного воина был под стать его росту. Этому человеку не нужно было напрягать связки, чтобы быть услышанным за пару сотен метров.

— Ах ты старый платановый пень! А я-то думал: эти вшивые германцы намотали твои кишки на священное дерево!

— Они хотели, Величайший! Но я был против! — заявил Плавт, задирая голову, чтобы видеть лицо своего бывшего трибуна.

— К Орку «величайшего»! — рыкнул «оживший бог». — Ах ты старый кобель Аптус! — Громадный легат наклонился и, как ребенка, сгреб в охапку мускулистого кентуриона. Черепанов услышал, как жалобно скрипнул нагрудник Гонория. — Мы с тобой перебили столько врагов, Аптус! Мы с тобой перепортили столько девок, ты, буйный угодник Приапа! Марс Победитель! Ты имеешь полное право звать меня по имени до тех пор, пока один из нас не сдохнет. И клянусь тестикулами Геркулеса, это буду не я, потому что боги не сотворили бы меня таким, каков я есть, чтобы мое мясо стало жратвой для червей! — И, понизив голос: — Рад, что ты вернулся, лев…

— Он хранил меня, бегущий по солнцу… — совсем тихо произнес Плавт.

Но Черепанов услышал — у него, как уже сказано, был очень острый слух.

Вперед, небрежно отодвинув ликтора, выдвинулся воин в шлеме с белым гребнем, в стальном тораксе[77] с искусной золоченой чеканкой и со шпорами на сапогах.

— Эй, Децим! — приветствовал его Максимин. — Децим Флор! Ты глянь, кто прибыл!

Рядом с великаном Максимином этот офицер смотрелся скромно, но вообще-то был здоровенным бугаем с ручищами чемпиона реслинга. Физиономию кавалериста украшала седая бородка типа «шкиперской», но Черепанов не сомневался, что этот «дедушка» способен без особого напряга оторвать пару-тройку голов у ребят помоложе.

— Аптус! — воскликнул он. — А мы думали: ты давно в провинции Плутона![78]

И сгреб ручищами Плавта, только-только высвободившегося из объятий Максимина.

— Сервий! — рявкнул великан-легат. — Эй, бенефикарий[79], живо приведи сюда старшего кентуриона Сервия Феррата! А кто это с тобой, Аптус? — Толстый, с грязным ногтем палец Максимина указал на Черепанова. — Варвар?

— Варвар, — кивнул Плавт. — Его зовут Череп.

— Варвар… — проворчал Максимин, с высоты своего башенного роста взирая на Черепанова. — Твой раб? Взгляд у него строптивый. Я бы такого раба для начала хорошенько отодрал плетьми.

— Он не раб, Максимин. — Гонорий положил руку на плечо Черепанова. — Он — рикс и мой друг. Кабы не он, проклятые германцы точно выпустили бы из меня кишки! Он, конечно, варвар, но его зовут Геннадий, он знает латынь и дерется как бешеный. И вываляет в пыли любого из твоих гвардейцев. Ставлю сотню динариев!

Великан оживился.

— Идет! — быстро сказал он. — Твоя сотня против… — Он запнулся. — Если он победит, я дам тебе первую когорту. А его сделаю кентурионом.

Плавт расхохотался.

— Когорту ты мне и так вернешь! — заявил он. — И я вижу, ты остался таким же жадным, Максимин. Ничего не изменилось, пока я отсутствовал!

— Не жадным, — великан ухмыльнулся, — практичным. Но с друзьями я щедр. Верно, Флор?

— Жалованье платишь в срок, — отозвался седой кавалерист. — Сколько я тебя знаю…