Римский трибун

Еще вчера эти надежды окрыляли поэта, позволяя не замечать усталости и трудности пути. И вдруг все изменилось. Утром он получил письмо, посланное ему вдогонку из Авиньона. Один из его друзей сообщал последние римские новости. Он описывал тяжелое положение города, нехватку хлеба, недовольство добропорядочных горожан трибуном, который стал вести себя как настоящий тиран и шел на поводу у черни, обкладывая налогами тех, у кого были деньги.

Друг сообщал также, что, желая угодить папской курии, Кола публично отказался от вызова в Рим претендентов на императорский престол и от многих своих эдиктов. В доказательство он прислал копию письма Колы к архиепископу Раймондо.

Сомневаться в правдивости неожиданного сообщения не приходилось. Это было для Петрарки как удар грома среди ясного неба. Внезапно все предстало перед ним в ином свете. С болью и горечью он понял, что его мечты об объединении Италии, о мире и справедливости еще очень далеки от осуществления, да и сама возможность их претворения в жизнь спорна. После мучительных раздумий и колебаний Франческо решил отказаться от поездки в Рим и вернуться во Францию.

Выйдя из тенистой улицы на набережную, поэт направился к невысокому зданию, расположенному среди портовых складов. Это была таверна, известная под названием «Дары моря».

У окна, в углу большого зала, сидели за столиком двое моряков в грубых суконных камзолах. Один из них, человек с окладистой черной бородой, живо повернулся к вошедшему.

— Ну, уложил вещи, земляк? Мы уже кончаем погрузку. В полночь снимаемся с якоря.

— Благодарю, капитан, — ответил Петрарка. — Я пришел предупредить вас, чтобы не ждали.

— Что, решил отложить поездку? — удивился моряк.

— Увижу Рим в более подходящее время. — Поэт в нескольких словах рассказал о письме, полученном утром.

— Все это так, — согласился капитан. — Только как защитить республику без солдат?

— Коле сейчас нелегко, — заметил второй моряк. — Если папа подвергнет Рим интердикту, ему не удержаться. Республика бедствует без хлеба.

— Риенцо во многом сам виноват, — задумчиво произнес капитан. — Зря он прощал баронов да и сейчас возится с архиепископом.

— Если бы вы смогли передать мое письмо трибуну, — сказал поэт. — Я заплатил бы сколько надо.

— Друзьям не платят, — ответил бородач. — Мы и так охотно исполним твою просьбу. Наш корабль идет в Чивита-Веккиа, откуда недалеко до Рима. Если сами не сможем передать письмо, пошлем с надежным человеком.

— Спасибо! — поблагодарил Петрарка. — Тогда я тотчас и напишу.

Поэт достал висевший на поясе небольшой письменный прибор в деревянном футляре и, присев к столу, стал быстро писать.

«Римскому трибуну Коле ди Риенцо!

Нередко, признаюсь, давал ты мне повод с радостью повторять слова, вложенные когда-то Цицероном в уста Сципиона Африканского: „Откуда эти великие, ласкающие мой слух звуки?“

Умоляю тебя, не заставляй же меня теперь воскликнуть: „Откуда эти мрачные слухи, так болезненно поражающие меня?“

Остерегись, прошу тебя: не омрачай свою блистательную славу…

Ты достиг таких страшных высот, которые в наш век не были никому доступны, и поднялся таким быстрым и необычным путем, что я даже не могу представить, существует ли более ужасная бездна, чем та, которая открывается перед тобой!»

Моряки, чтобы не мешать Петрарке, отошли к стойке.