Римское дело комиссара Сартори

— Я вернулся в Анцио, на ферму. — Управляющий говорил спокойно, старательно подбирая слова. — Синьор судья чувствовал себя плохо, и прибыл доктор. Один из его обычных приступов — астма — донимает его, беднягу! Приступ длился недолго, и когда врач уехал, я перекусил и отправился в поле. Было чуть больше пяти, когда Пиппо — мой младший мальчик — приехал ко мне на велосипеде. Он сказал, что звонила синьори­на Марина. Трубку взяла Пальмира, и хозяйка ей передала, чтобы я ждалтелефонного звонка. Служанка разволновалась после разговора с синьори­ной Мариной, так как услышала, что та скоро вернется домой. Конечно, Марина солгала, чтобы успокоить ее, но Пальмира поверила. Она смеялась и плакала, бедная душа!.. Итак, я сидел у телефона. Но на душе было бес­покойно.

— Почему? — задал вопрос Сартори.

— У меня было плохое предчувствие. Если Марина позвонила мне после стольких дней молчания, значит, она попала в затруднительное положение. Ждал я недолго. И четверти часа не прошло, как зазвонил телефон. Это была она. К счастью, Пальмира находилась у синьора судьи, поэтому я мог говорить свободно.

— Что она вам сказала?

— Она сообщила, что охотилась за этим сыщиком «ни рыба ни мясо» и вот, наконец, его нашла.

— Черт возьми, как ей удалось сделать то, что не сумела полиция? — вскочил фельдфебель Фантин.

— Синьорина рассказала, что звонила несколько раз секретарю, которого Паладини держит у себя в конторе. И сыщик, с которым, видно, секретарь часто связывался, знал, что синьорина его ищет. Синьорина не говорила ему, где находится, но звонила каждый час. Так ей удалось пого­ворить с Паладини. Она сказала ему, что хочет отчета о расследовании, так как заплатила за него и имеет на это право. В противном случае заявит на него в полицию. Синьорина подозревала, что сыщик продал свой отчет персоне, за которой она следила.

— Мэри Джойс? — догадался комиссар.

— Да, за ней.

— Так я и думал. Продолжайте, Радико.

Управляющий закурил сигарету.

— Паладини ответил, что хотел бы еще, по крайней мере, полмиллио­на; ведь он работал как вол и тому подобное. И Марина согласилась. Затем они договорились встретиться в восемь тридцать на квартире по улице Пришано. Естественно, у синьорины не было денег для этого стервятника, но она хотела, чтобы я приехал к ней, схватил его и отправил в полицию. Я пообещал выехать немедленно. Было шесть с четвертью. Я приехал бы вовремя, даже на моей «Сейченто». Но тут вбежала Пальмира, отчаян­но крича, что синьору судье стало хуже. Я побежал и дал ему лекарство, пустил свежий воздух. Когда кризис прошел, я бегом отправился к машине, не давая объяснений Пальмире. Сказал ей только, что вернусь с синьори­ной Мариной. Но, к сожалению.

Он дважды затянулся, провел рукой по усам, будто отыскивая нить раз­говора. Присутствующие внимательно слушали его. Фельдфебель Фантин, который был искусный стенограф, регистрировал исповедь Радико.

— Было пять минут восьмого, когда я выехал с виллы, — снова начал управляющий. — Пришлось гнать машину, чтобы не опоздать. Уличное движение было небольшое. Я не знал точно, где находится улица Пришано, и один раз в городе потерял много времени, спрашивая дорогу у постовых полицейских. Когда добрался до места, часы показывали восемь сорок. Я был зол на себя, на уличное движение, на свою подлую судьбу. Поднялся на пятый этаж и уже закрывал лифт, когда услышал женский крик за две­рью одной из квартир. Я принялся стучать в дверь, но тут послышались два негромких хлопка. Я понял, что это выстрелы из пистолета, какие показы­вают в кино, — с присоединенной трубкой.

— Глушителем, — подсказал Корона.

— Да, он самый. Мне стало понятно, что я прибыл слишком поздно. Но за мной была вендетта! Спрятался за дверью и приготовился ждать. Дверь открылась, и показался человек, зеленый как трава. Он увидел меня, сделал шаг назад и выхватил пистолет. Но не успел применить его. В руке у меня был нож для подрезки винограда. Я восстановил справедливость, синьор комиссар, и не раскаиваюсь.

— Речь идет о самозащите, — медленно произнес Сартори.

Рассказ соответствовал фактам. Марина Соларис была убита двумя выстрелами из огнестрельного оружия. Пистолет немецкий, «люгер», сорок пятого калибра, снабженный глушителем. Оружие найдено рядом с трупом детектива.

— Что произошло потом? — спросил комиссар.

— Едва я успел расправиться с этой гадиной, как услышал вопль у себя за спиной. Дверь оставалась открытой, и вошел юноша. Синьорина Марина предупредила по телефону, да и раньше говорила о нем. Я сказал ему, чтобы не боялся меня. К сожалению, он дрожал как лист и был бли­зок к обмороку. А когда увидел, кто находится на полу, потерял сознание. Я с трудом вывел его из этого состояния. Потом он принялся плакать над телом бедной синьорины. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так плакал, как этот парень; с таким отчаянием, что даже я не смог сдержать слезы.

Радико замолчал, находясь в состоянии сильного волнения, и может быть, чтобы сохранить достоинство, вдохнул проворно несколько клубов сигаретного дыма.

В комнате наступило долгое молчание.