Сартори не удивился бы, если б Радико приветствовал его: «Целую руки, ваше превосходительство». У него было все от мафиози, и может быть, именно поэтому он получил рекомендацию какого-то депутата от Юга, близкого к кругам Ватикана.
— Садитесь, — холодно ответил комиссар.
Тот повиновался и сел с беретом в руке, сдвинув колени вместе, как школьник перед директором.
— Синьор Радико, вы рискуете кончить жизнь в тюрьме, — начал Сартори. — В этом ящичке у меня ордер на ваш арест, но с ним можно подождать. Это зависит от вас и от того, что вы скажете.
— Синьор комиссар, я ничего не сделал, — спокойно заявил Радико, и ни один мускул не дрогнул на его лице. — Я всего лишь служу своим хозяевам.
— Именно об этом я и хочу услышать от вас. Как вы служите своим хозяевам? Портя кровь синьоре Пальмире?
Молния блеснула в глазах управляющего, но полицейскому показалось, что от облегчения.
— А, из-за этого!
— Нет, не из-за этого, синьор Радико. Синьора Пальмира не подавала заявление на вас, и надеюсь, вы не будете зверствовать по отношению к этой бедной женщине, даже если хозяева выгонят ее. Я заставил вас прийти сюда по другому поводу. Расскажите-ка мне все, что знаете о Катерине Машинелли, о Марине Соларис и... — он сделал эффектную паузу, — ...о Мэри Джойс.
Никакой реакции.
Молчание.
Управляющий казался статуей из камня.
— Ну что, Радико?.. Я напомню вам кое-что, и несмотря на мою немногословность, вы многое поймете. Мы здесь не на Сицилии; но даже на Сицилии произошли некоторые изменения за последние несколько лет.
— Что вы хотите знать? Я весь к вашим услугам, синьор комиссар.
— Вы здесь не к моим услугам, а к услугам правосудия. Вы — в этом я уверен — в курсе всей ситуации, которую сами же частично и создали. Начнем с Марины Соларис. Вы нарушили закон и превратились в сообщника гнусного и жестокого преступления: производство криминального аборта. И это не начало списка, который может стать очень длинным.
— Я невиновен! — запротестовал управляющий, по-прежнему оставаясь спокойным. — Я не знал о том, что происходило. Видел хозяйку, больную, на кровати и.
— Это вы будете говорить судье, когда придет время. А пока скажите, вам известна Мэри Джойс?
Что-то дрогнуло в мускулах лица усатого сицилийца.
— Джо. как вы сказали?
— Джойс... Джойс! Молодая женщина. Красивая, стройная, с длинными волосами, предположительно англичанка по национальности.
Радико с силой закрыл глаза, будто принуждая себя оставаться спокойным.
— Никогда не слышал, синьор комиссар. Я живу за городом, вы же видели, и занимаюсь деревенскими делами: скотиной, фермой. Мне редко приходится бывать в городе.
— Мэри Джойс нерегулярно проживала на улице Маргутта, в номере сто пятнадцать, а вы делали дубликат ключа от этой квартиры — ключ достаточно большой, под старину. Однажды вечером, вы принесли его своему хозяину на площадь Пополо.
— Если это тот самый ключ — все правильно. Но синьор Томмазо не говорил мне о девушке со сложным именем. Он сказал: «Марко, возьми отпечаток ключа и сделай дубликат». Я спросил его: «Что там внутри?» Он мне сказал: «Точно не знаю, но думаю, что там время от времени бывает Марина.» Я взял отпечаток и сделал ключ.
— Вы не были в этой квартире?
— Никогда, клянусь вам!
— Вы не имеете представления, кто мог убить Катерину Машинелли? Вы знаете, что ее труп был найден именно в этой квартире.
— Да, знаю. Но в газетах сказано, что точно неизвестно, несчастный случай это или убийство.
— Г азеты не все знают.
Радико покачал головой.
— Нет, синьор комиссар, не имею представления.
Сартори вздохнул.
— Теперь поговорим о Марине, — произнес он с усилием. — Как вы знаете, Марина Соларис сбежала из клиники спустя три дня после того, как была туда помещена, и следы ее потерялись. Вам известны ее привычки, она росла у вас на глазах. Подумайте, где она может скрываться.
Радико задумчиво кивнул несколько раз.
— Я уже думал об этом, синьор комиссар, — произнес он серьезным тоном, крутя берет в руках.
— Чтобы облегчить вам задачу, скажу, что, по нашим данным, девушка еще находится в Риме или в его окрестностях.
— Синьор комиссар, у меня есть кое-какие соображения, но сейчас я вам не скажу. Дайте мне уйти, и сегодня вечером или завтра, максимум завтра вечером, я смогу сказать вам более точно. Может быть, я плохо поступил, что не стал действовать раньше.
Полицейский долго смотрел на него, потом решился:
— Согласен, идите. До завтрашнего вечера я жду от вас известий о Марине Соларис.
Управляющий утвердительно кивнул головой, встал и вышел.
Остаток дня прошел для всего корпуса столичной полиции под знаком воодушевления. Днем должна была состояться манифестация строительных рабочих, и предполагались беспорядки. Были мобилизованы агенты, полицейские и карабинеры. Только к вечеру, после нескольких стычек на улице Корсо, спокойствие восстановилось.
Сартори вернулся в кабинет к девяти вечера, уставший, пропыленный, с болью в колене от «пикапа» своих агентов. Он был раздражен, недоволен и разочарован происходящим, потому что все это отвлекало его от следствия, слишком запавшего ему в душу.