Римское дело комиссара Сартори

Голос вошедшей синьоры Соларис заставил его обернуться.

— О, это вы, доктор Сартори! Как дела? Извините, что я вас так принимаю, — мы уже расположились по-домашнему и смотрели телевизор.

Она была в халате из легкой полупрозрачной ткани вишневого цвета. Длинные светлые волосы, распущенные по плечам, придавали ей вид подростка. Все в этой женщине было мягким и нежным, настраивало на непринужденность. Взгляд ее голубых глаз, немного блестящих, как в лихорадке или от возбуждающего напитка, избегал встречи с глазами полицейского.

— Прошу вас, присаживайтесь!.. И вы, синьор.

— Корона. Бригадир Корона, — подсказал комиссар.

— Прошу вас без церемоний. Не желаете ли виски? Ликер? Или водку? У нас есть превосходная текила. Ее прислал мой друг из Мексики. — Женщина повернулась к бригадиру с улыбкой, полной чувственности. — Знаете, текила — это особая водка, продукт перегонки агавы. В Мексике ее пьют глоточками с солью и лимонным соком.

Синьора Соларис улыбнулась. У нее были красивые зубы, белые и маленькие, немного похожие на кошачьи. Она прошла в комнату, подошла к бару, достала оттуда бутылки и рюмки, нарезанный лимон, порции соли и все это распределила перед каждым на тарелочках. Поставила на одну рюмку больше, для мужа, который опаздывал.

— Вот посмотрите, как пьют мексиканцы! — сказала Пирошка смеясь.

Она положила щепотку соли на тыльную сторону ладони, выдавила немного сока из ломтика лимона, потом поднесла к губам соль и выпила глоток текилы.

— Попробуйте, бригадир! И вы, доктор Сартори.

Немного сконфуженные мужчины попробовали и высказали согласие с ней в оценке экзотической водки. У Короны заблестели глаза, и не только из-за повышенных градусов напитка.

В этот момент дверь открылась и показался командор Соларис, в домашней куртке, но выбритый и причесанный. Он пожал руки гостям с показной сердечностью, выпил залпом рюмку текилы, проглотил ломтик лимона, обмакнув его в соль. После чего сел, закинув ногу на ногу, и закурил сигарету.

— Мне нравится ваш дом, — признался Сартори. — Нравится потому, что вызывает ощущение, будто находишься не в этом мире.

— Правда! — воскликнула Пирошка. — Я тоже испытываю такое же чувство. Мой муж, напротив, уцепился за свою старую ферму, где родился.

Взгляд полицейского остановился на пейзаже неизвестного автора. Он вдруг решил не говорить пока о Модильяни.

— Есть новости, комиссар? — спросил Томмазо Соларис.

— Не могу сказать, что есть какой-то прогресс в этом деле. Я пришел сюда, чтобы обменяться с вами мыслями. Признаюсь, что не знаю, где ловить рыбку. От вашей дочери нет известий?

Командор помрачнел.

— Никаких, — с трудом произнес он. — Это не первый раз, когда Марина исчезает, не давая о себе знать. Три года назад она оставила нас в тревожном ожидании на два месяца. Потом мы узнали, что дочь на Лазурном берегу. По возвращении я надавал ей пощечин.

— И это была ошибка, — вмешалась жена. — Видите ли, комиссар, у Марины мятежный характер, личность она сильная. Ее можно вывести на правильный путь мягкостью, а не силой.

— Но ради Христа, — закричал муж, — что еще я должен делать, чтобы быть мягким? Сверх того, что делаю? Стелиться у нее под ногами? Послушай, Пирошка, я убежден, что с Мариной ошибался во всем с самого начала. Нужно было дать ей пинка еще тогда, когда она совершила свой первый проступок. Но сейчас уже поздно. — Он повернулся к гостям. — Согласно всем этим скачущим идеям об обучении детей с оглядками на их чувствительность и прочие подобные глупости, родители должны еще принимать извинительную позу по отношению к детям. Не достаточно дать им благосостояние, богатство, комфорт и остальные блага современной жизни? Нет, недостаточно!.. Нас потчуют дерьмом, которое выдумывают так называемые психологи, психиатры, общественные помощники с добавлением религиозных пастилок, с подмешиванием политики и бунтарства. И все это — чтобы создать войну между родителями и детьми. Им бы только покричать по такому поводу.

Он налил себе еще текилы и залпом осушил рюмку. На этот раз без соли и лимона. Жена сидела, опустив глаза. Казалось, она с удивлением смотрит на свои длинные, белые руки с красными ногтями. Командор наполнил рюмки и предложил сигареты всем, включая жену. Затем принялся курить быстрыми затяжками. Руки его тряслись.

— Извините меня за эту вспышку, — проговорил он минуту спустя более спокойным тоном. — У меня сдали нервы. И все по вине Марины. Ее надо было задушить еще при рождении. Она всегда приносила беспокойство, даже до того как родилась. Когда моя жена (я говорю о матери Марины) была беременна, она два или три раза пыталась покончить с собой. Беременность сделала ее нервнобольной. Роды стали несчастьем. Она чуть не умерла. Ее нервная система была расшатана. Жена оказалась на грани сумасшествия. А ведь Марине тогда исполнилось лишь несколько месяцев. Зачем я говорю вам это? Все — в прошлом, а действительность сейчас совсем другая.

— Да, совсем другая! — поддержал его Сартори. — Поэтому уточним ситуацию. Во-первых, квартира на улице Маргутта не была местом тайных встреч вашей дочери.