Римское сумасшествие

Голодные, мы набросились на собранный мною ужин, будучи удовлетворенными...на тот момент. Что касается меня и Марчелло, то нам всегда было мало. Мы могли заниматься сексом часами, испытывая бесконечное множество оргазмов в течение всей ночи, практически до утра. А что случалось, когда мы просыпались? Руки начинали блуждать по телу, бедра тереться друг о друга и всё начиналось заново. С этим мужчиной я становилась совершенно другой женщиной. С ним я ощущала себя более женственной, уверенной и сексуальной, грубой и дикой. В тот момент, когда он слизал лимонную цедру со своей нижней губы, одновременно жуя фасоль, его взгляд снова стал темнеть. Я знала, что этот перекус быстро подойдет к концу...

Я ела с большим удовольствием, понимая, что сегодня ночью мне понадобится много энергии.

***

Невероятно осознавать, когда погружаешься в новую обстановку, насколько быстро ты привыкаешь к тем мелочам, которые делают тебя участником всего происходящего вокруг, а не сторонним наблюдателем. Первые дни пребывания в Риме я жутко скучала по американским завтракам (яйца, бекон, блинчики и т.д.), но в данный момент я ела сладкую выпечку и пила крепкий, неразбавленный эспрессо, расположившись за барной стойкой маленького кафе около окна вместе с остальными жителями Рима, которые направлялись на работу.

К своему облегчению я обнаружила, что постоянное нахождение среди итальянцев, подслушивание их речей и рассматривание надписей, дало свои результаты, и я обнаружила, что уже кое-что могу прочитать, к примеру, тысячи флаеров, которые были расклеены по всему городу и сообщали о различных концертах, вечеринках, выставках и бесконечном множестве других летних развлечений.

И один из таких флаеров я читала, пока стояла на остановке в ожидании автобуса как-то после обеда. В объявлении говорилось о серии концертов в рамках Международного фестиваля камерной музыки в известной церкви в стиле барокко Сант-Иво алла Сапиенца, и это обещало стать самым популярным событием вечера для тех, кому нравилась их музыка, звучащая на заднем дворе этого великолепного сооружения.

Я хотела пойти. И хотела пригласить Марчелло.

– На концерт камерной музыки?

Я позвонила ему сразу после работы, составляя планы на выходные. Несмотря на то, что меня наняли работать несколько дней в неделю, фрески требовали гораздо больше времени из-за сложности работы, поэтому всю неделю мне приходилось оставаться сверхурочно, чтобы успеть сдать объект в срок. Единственное, что меня слегка тревожило, так это то, что я впервые пойду на музыкальное мероприятие после долгого перерыва. К вечеру пятницы идея провести время под звездным небом, слушая прекрасную музыку и сидя рядом с прекрасным итальянцем, выглядела каким-то райским наслаждением.

Подогнув под себя колени, я удобно устроилась в кресле, уставшая после тяжелого трудового дня, но довольная тем, что могу спокойно позвонить Марчелло, словно это было чем-то обычным.

– Конечно, мы же постоянно ходили на подобные концерты в Барселоне. Я подумала, что это может быть интересно. По-моему, эту пятницу они посвящают Гершвину [Джордж Гершвин – американский композитор и пианист – прим. пер.]

– И по какой же это причине тебе хочется еще больше американского? – поддразнил он, заставив меня улыбнуться.

– Ты же не собираешься придраться к творчеству Гершвина? И да будет тебе известно, что в данный момент я безоговорочно влюблена в итальянскую кухню, и я определенно скажу «нет» хот догам Nathan's, если вдруг кто-то прямо сейчас поставит их передо мной. – Сейчас лето, а я даже не побывала на летнем светском приёме в клубе или на ежегодной вечеринке, где угощают запечёным крабом и барбекю. Я, конечно, не жалуюсь, но это лето определенно отличалось от предыдущих по многим причинам. – Просто скажи, что пойдешь со мной.

– Говорю, мы пойдем,– смеясь, ответил он. – Вечер пятницы?

– Замётано!

***

Весь день пятницы я провела, работая над фресками. Я разбиралась в них очень досконально.

С точки зрения искусства их ценность можно было определить, как среднюю, но, по моему личному мнению, они были бесценны. Они располагались на поверхности основной стены. На фресках была показана ежедневная рутина землевладельцев восемнадцатого века: водяные мельницы, оливковые деревья, пастухи и их овцы.

А какие цвета! Насыщенный золотой, светлый зеленый, голубые оттенки Эгейского моря – под слоем кухонного жира и гари от свечей скрывались такие цвета, которые я восстанавливала, что само изображение возвращалось к жизни, словно было нарисовано только вчера.