-Рин- (СИ)

Она умерла, заодно лишив их с Какаши сна и покоя, ради того, чтобы не допустить нападения биджу на деревню. Ей никогда не понять того, кто сам натравил демона на Лист. Сейчас Обито совершенно точно знал, что не сделал бы этого, и совсем не потому, что вырос. Просто ради неё. Потому что она бы так не хотела. И потому что это не было непосредственно связано с тем, чтобы вновь её обрести. Единственное, что он будет беспрекословно решать за Рин — вопрос сохранности её жизни. Как бы эгоистично с его стороны это ни было, но он больше не допустит, чтобы она жертвовала собой.

Оставалось только одно. Показать гендзюцу. Может быть, будучи там, видя то, что он видел, Рин поймёт глубину его отчаяния.

Перед глазами промелькнули обрывки подземной жизни. Обито закусил губу. Нет, он никому добровольно это не покажет. Он не заставит Рин это пережить. Он возненавидит себя за такое.

— Обито, а что если я умру? Смерть всегда ходит рядом с ниндзя, пусть даже с медиками немножко реже. Что тогда будет? Сколько людей на этот раз ты отправишь на тот свет заодно со мной? Твоя любовь — как проклятие. Я чувствую себя мировой бедой.

У Обито пересохло во рту. Проклятие… Действительно, он никогда не умел любить. И в первую очередь об этом говорило то, что он никогда не уважал по-настоящему жертву Рин, хотя даже в мыслях не корил её за это. Он считал её поступок даже не ошибкой — несчастным случаем. Он простил ей смерть, потому что на самом деле это была их с Какаши вина. Они поклялись её защищать и не уберегли. Она ни при чём.

Это просто его любовь — проклятие.

Но она настолько проросла в него, так крепко вплелась в кровоток, в каналы чакры, опутала собой всё внутри, что не вытравить уже. Обито и его любовь теперь — одно. Одно большое проклятие.

Он ничего не сможет с этим сделать. Даже умереть. Оторвать себя от Рин по собственной воле ему не под силу. И если кто-то будет пытаться сделать это за него, он будет драться до последнего, он свою чёртову жизнь так просто не отдаст.

Это замкнутый круг. Обито никогда из него не выбраться.

— Пока я жив, ты больше не умрёшь, — твёрдо сказал он. — Так что это всё в прошлом. А если умру я, то таких проблем тем более не возникнет.

Обито попытался улыбнуться, но его улыбка была встречена острым холодным взглядом, и сразу скукожилась, потухла.

— Ты правда не понимаешь? — Рин подняла на него полные слёз глаза, дрожащие губы, щёки, такие влажные, что, казалось, татуировки сейчас стекут с них обычной краской. Увидев, что Обито к ней тянется, чтобы обнять, она вскочила с кровати, почти крича: — Я боюсь тебя! Я не знаю, на что ты ещё способен и что ты ещё скрыл! Ты так поступал с некогда близкими тебе людьми — где гарантия, что со мной не поступишь! Я хочу тебе верить, но всё, что я вижу при взгляде на тебя — опасность. Во мне всё кричит, чтобы я к тебе не приближалась.

«Прости, но я не приближаться к тебе не могу», — подумал Обито и уже стоя в дверях смыкал вокруг неё руки, когда Рин распалась на кружащиеся в воздухе листья. Тут он услышал, как чуть скрипнула на петлях входная дверь. Шуншин.

Обито припечатал кулаком косяк, зажмурился и прислонился к последнему лбом, не отрывая руки.

Лучше бы она его ударила. Так бы от неё хоть что-то осталось — хоть жгучий след на коже, хоть ненадолго. Но теперь Обито со всех сторон обступило пронзительное одиночество. Самый страшный враг, который уже не первый раз одержал над ним верх… Оно словно растворяло Обито, и тот переставал существовать. Хотелось хоть чего-то — пусть даже боли — чтобы почувствовать себя живым. Кем-то. Не никем…

Что ей сказать теперь? Что сделать, чтобы она перестала бояться? Обито считал себя знатоком человеческих душ. Только с Рин он становился так беспомощен, как будто и не было всех этих лет, всех этих людей, выполнявших его волю.

У Куренай Рин тоже не оказалось. Доведённый до отчаяния и заподозривший её во лжи, Обито даже применил гендзюцу. Как только увидел, что нужно, он кивнул и молча исчез, в последние секунды перед телепортацией наблюдая, как та поспешно подбирает с пола ребёнка. Куренай действительно не врала, Рин сегодня не появлялась.

Ни в госпитале, ни в библиотеке, ни в одной закусочной её не оказалось. Он даже проверил скалу Хокаге, потому как сам раньше любил подолгу там сидеть. Близкий к тому, чтобы начать спрашивать у прохожих, Обито отправился к воротам поинтересоваться напоследок у Изумо и Котецу, не покидала ли Рин пределы деревни.

Те замерли с настороженными лицами, вытянувшимися ещё больше, когда Обито активировал шаринган.

— Нохару Рин не видели?

Привратники переглянулись. За обоих ответил Изумо:

— Нет. Мы на дежурстве всего два часа тридцать пять минут.

Шаринган не уловил следов лжи.

— Что-то случилось? — пискнул Котецу. Изумо поспешил ткнуть того локтём в бок.

Вместо ответа Обито наградил его тяжёлым взглядом.

— Если увидите, передайте, что я её искал.

Они нестройно покивали и снова переглянулись.

— Обито! Ищешь сестрёнку Рин?

Источник возгласа приближался, на бегу приветственно помахивая ему рукой.

Узумаки. Чёрт бы тебя побрал.