— Мы только разбудили то, что уснуло. Теперь мы знаем, что ты все еще Ринальдини. Трубы и барабаны могут молчать. Твой дух говорит сильнее и громче, чем твой рот. Что ни сказал бы ты, когда тебя мучают уныние и плохое настроение, мы тебе не поверим. Нам известны те звуки, что открывают тебя друзьям таким, каков ты есть. Чего не смог сделать голос дружбы, то смогли сделать звуки труб. А это и есть зов чести. Теперь мы знаем, что ты тот герой, которого мы ищем и вот нашли.
— Вы ошибаетесь. Я в сражении хотел найти смерть…
— Ее не ищет тот, кто хочет жить среди пастухов и рыбаков, рядом с пасущимися козами. Тот только хочет избежать опасности, а смельчак подставляет ей лоб, — сказал старец.
— Отчаяние — это вовсе не смелость. Оно и самого малодушного обратит во льва.
— Довольно, Ринальдо! Мы тебя знаем.
По знаку старца все присутствующие постепенно и бесшумно удалились. Старец тоже вышел из комнаты со словами:
— Отдыхай спокойно.
Ринальдо опять упал на свое ложе, и воспоминание о сцене, что разыгралась после его пробуждения, мелькало словно сновидение в его сознании…
На следующий день Ринальдо не вышел из комнаты, и его не беспокоили, он оставался один. Но через день он пожелал говорить с Чинтио, в ответ же услышал, что того более нет в замке. Тогда Ринальдо пожелал побеседовать со старцем из Фронтейи, но и старца в замке не оказалось. Вскоре к Ринальдо пришел Астольфо. Ему Ринальдо открыл свое намерение оставить замок.
— Тебе это дозволено, хотя я не советовал бы, тебе надо было тогда уходить вместе с нашими. Черная банда везде тебя поджидает, и без сопровождения ты подвергаешься опасности стать жертвой их мести. Наши уходят постепенно к берегу, где их посадят на корабль, и они отплывут на Корсику. Мы ведь не вправе больше терять время, нам необходимо как можно скорее достичь места нашего назначения.
Ринальдо, казалось, задумался, но быстро взял себя в руки и спросил:
— А ты во Фронтейе не видел девушку по имени Роза?
— Я видел ее больной, а потом умершей. Старец любил ее, как родную дочь.
— И все-таки о ее смерти он ни единым словом мне не обмолвился.
— Такова уж его манера. Об умерших он говорит неохотно, — сказал Астольфо.
— Роза была мне очень дорога!
— Мне это говорили. Я тоже уезжаю завтра из замка. Если хочешь ехать со мной, так у тебя будет прикрытие.
— А ты действительно брат Олимпии?
— Я ее брат.
— Корсиканец?
— Корсиканец.
— И Луиджино тоже ушел отсюда? — спросил Ринальдо.
— И он тоже.
Возникла пауза. Астольфо медленно пошел к двери. Ринальдо повернулся к нему и сказал:
— Завтра я покидаю с тобой этот замок.
На следующее утро Ринальдо оседлал коня и в сопровождении Астольфо покинул замок. То тут, то там встречались им по пути их люди, маленькими группками, но не слишком удаляясь одна от другой, они двигались через горы. Беседа в пути была весьма односложной.
Передвигались они только днем, считанные часы, и так добрились до Сутеры, где несколько дней провели тихо-мирно, а потом продолжили свой путь на Сиракузы. Они оставили город слева, день-другой провели на вилле, которая принадлежала, видимо, некоему знакомому их Общества, а потом двинулись к равнинам Марсалы.
Здесь они опять остановились на одной вилле, и отсюда Астольфо выехал один всего на день. Вернувшись, он сказал:
— На этой вилле ты можешь жить спокойно, пока мы не позовем тебя, чтобы взойти на корабль. А станет тебе скучно, так сходи иной раз в горы Самбука, там наш главный лагерь. Я теперь еду к старцу, надеюсь очень скоро тебя увидеть.
Астольфо уехал, а Ринальдо нашел на вилле все, что было необходимо. Садовник и его дочь были его сотоварищами в доме и обслуживали его. Посланцы от Общества приезжали и уезжали.
Дочь садовника, Серена, была его спутницей во время его одиноких прогулок. В ней он видел вторую Розу и постепенно так привык к ее обществу, что не в силах был расстаться с ней. Она занимала его небольшими историями о духах, русалках и рыцарях и пела свои и его романсы, которые он сочинял для нее.
В этом простом кругу день за днем проходил для него незаметно, и он прожил на вилле уже три недели.
Как-то сидел он с Сереной в садовой беседке. И сказал, ему-де кажется, что она, Серена, уже несколько дней не так весела, как обычно.
— В этом виноват отец. Он сказал мне на днях, что вы здесь долго не останетесь, что вы уедете и никогда к нам не вернетесь.
— И это привело тебя в такое грустное настроение?
— Почему бы нет? Не надо было в этом мире сводить знакомство, если вскорости приходится расставаться.
— Так ты, значит, меня любишь?
— Я думала, вы давно уже это заметили.
— Но раз я не могу здесь остаться…
— Когда вы уедете, я буду очень и очень грустить.
— А потом ты опять будешь весела. Все пройдет.
— Нет! Не пройдет, я знаю это уже сегодня. Вы же знаете песнь о прекрасной рыбачке и влюбленном графе. Я вам ее уже часто пела. Там говорится: