Ring-a-round the rosie (СИ)

Старинный отель — старинные сквозняки из щелей рассохшейся оконной рамы. Зимой, должно быть, постояльцев «Рассела» спасало центральное отопление, однако сейчас в распоряжении Роуз имелся лишь жёсткий гостиничный халат. Хорошо, что хотя бы дождь закончился. Стоя у окна, босая, с остывающей после ванной кожей девушка всматривалась в свой силуэт, вписанный в растёкшийся за стеклом ночной город. Подсвеченные жёлтым контуры не передавали портретных черт, взамен наделяя их какой-то потусторонней безликостью. Она и без того знала, что хорошенькая. Ни припухшие веки, ни серая усталость лица ничуть не портили её. Внешность — открытка с готовым поздравлением, и без лишнего бахвальства Адамс могла утверждать, что преуспела в красочном штамповании себя. Убив в целом не один вечер на тренировки перед зеркалом, она отточила улыбку, расчётливо научилась краснеть, восхищённо вскидывать брови. Правда, иногда ей становилось нестерпимо мерзко от самой себя, и внимательного критика-зеркало сменял размытый силуэт на фоне тёмных крыш. А ещё на помощь приходила ванна.

Здесь, в «Рассел», она оказалась неудобной — слишком маленькой и узкой для того, чтобы можно было полноценно погрузиться с головой под воду и кричать… Кричать! Кричать, зная, что ни папа, ни соседи не услышат эхо её позорного срыва. Да, сантехника в «Рассел» была никудышной. Адамс потребовалось провести не менее часа в клубах конденсирующегося на плитке пара — её кожа на руках разбухла и сморщилась, горло саднило, однако душа хранила лишь долгожданную опустошённость.

Теперь, когда истерия ушла на третий план, Рози думала, что, конечно, разумнее было бы попроситься переночевать в подсобке кофейни, вход в которую она так же могла наблюдать из окна своего номера; или переночевать в любом другом менее помпезном отеле вблизи университета. Договориться завтра о месте на кампусе. А затем без суеты заняться перевозом вещей в общежитие — учитывая место в рейтинге, свободный угол для неё нашёлся бы в два счёта. Но поздно. Мазохистское желание опустошить кредитку в «Рассел» пришло как-то само и, реализовавшись в полном объеме, возврату не подлежало.

Спустив половину сбережений на сквозняки, наждачный халат и отвратную ванну, в придачу Рози получила бумажные стены. А вернее, полное их отсутствие, которое можно было вообразить, закрыв глаза.

Вот прямо сейчас в соседнем номере перестала журчать вода и не дававший ранее о себе знать мужской голос на высоких нотах замурлыкал знакомую детскую песенку… Рози вздрогнула. Обратившись в слух, она вся съёжилась и медленно начала пятиться к противоположной стене. Проскользнув спиной к двери, Адамс повернула вставленный в неё ключ и выглянула в коридор, чувствуя себя тем самым чернокожим персонажем триллера, которого кромсают бензопилой на второй же минуте фильма. С секунду ничего не происходило. А затем из-за соседней створки показался он.

На плечах Джима угадывался жёсткий гостиничный халат. Как и Роуз, он стоял босиком, роняя на ковролин тяжёлые капли с гладко зачесанных тёмных волос. Пока мужчина разглядывал себя в «живом» отражении, Адамс не могла не почувствовать радиацией исходящую от него неприязнь. Джим явно был чем-то рассержен. Эти колючие, направленные на девушку эмоции словно бы пытались превратить её в решето, но вместо того лишь бесследно проваливались в зияющее ничто за расширенными зрачками — голодными зрачками. Неосознанно сделав шаг, Рози поняла, что хочет большего.

— Говорила мне мама: “Вырастешь — от девочек отбоя не будет!”, — невнятно пробормотал Джеймс. Сокрушённо вздохнув, он качнулся на пятках и скрылся в номере.

Роуз гипнотизировала опустевший порог соседнего номера, пытаясь отыскать в сознании рычаг стоп-крана, огнетушитель или любой другой метафорический ремень безопасности, крепившийся к её чувству самосохранения. Однако голод затмил собой все прочие инстинкты. И Рози, как сонный ребёнок на запах какао, просеменила в беззубую пасть дверного проёма. На краткий миг она испытала прилив самоуверенной отваги, впрочем, тут же вспыхнувшей неподдельным румянцем, когда одним насмешливым движением плеча Джим скинул с себя халат.

Прямой, обнажённый, он стоял на расстоянии пары невозможных шагов от Роуз и, упрямо задрав подбородок, смотрел куда-то сквозь — не человек, а высеченная из мрамора вечность.

Адамс раньше и впрямь ловила себя на обезличивании Джеймса. Проще ненавидеть образ, чем лезть в чьё-то напускное безумие с хирургической ревизией. Но разве это не то, что раз за разом проделывал Джим: разбирал её мозги по винтикам? Теперь вот ещё и это «шоу» с внезапным соседством.