Ринг за колючей проволокой

Ночью за ним пришли. Гестаповец с нашивками офицера сказал через переводчика, что предварительная порка это только вступление, и если он, русский пленный, желает сохранить свою жизнь, то должен чистосердечно признаться.

Вступительная речь гестаповца произвела обратное действие. Она не запугала, а только вселила уверенность. Гитлеровец не знает истины! Он, как в тюрьмах Виттенберга и Шмитенберга, считает Позывая «ненадежным пленным», который вел в лагере антифашистскую пропаганду, был вожаком, устраивал саботаж.

Александр внутренне улыбнулся. Ему стало легче. Несколько часов назад, когда еще длилась «предварительная обработка», он было думал, что наступил его конец, что фашисты докопались до настоящего. Ведь его ни о чем не спрашивали и не допрашивали, а только били. Так забивали насмерть обычно всех попавших в плен чекистов, работников НКВД и милиции. С ними гитлеровцы не разговаривали, а подвергали мучительной смерти. А уж если допрос, значит, им ничего о нем не известно.

Допрос продолжался несколько дней, Александр настойчиво отрицал свое участие в организации побегов, в ведении антифашистской пропаганды. Еле держась на ногах после пыток, он все же находил в себе силы твердо держаться одной линии.

— Ты есть красный офицер?

— Солдат. Рядовой солдат ополчения.

— Что есть ополчение?

Александр объяснял. Его заставляли повторять. Один раз, другой, третий. Ждали, что он запнется, собьется.

— Ты есть коммунист?

— Я колхозник, рядовой колхозник.

Александр смотрел в тупое самодовольное лицо фашиста и с болью в сердце думал о том, как мало гитлеровцев он уничтожил своими руками. Ведь воевать ему пришлось считанные месяцы! Бронь, которая охраняла его от мобилизации, не охраняла от укора совести. Позывай рвался на фронт, рвался туда, где решалась судьба истории. Он писал один рапорт за другим с просьбой направить в действующую армию. Но его отпустили только в августе 1941 года, когда фронт приблизился к родному Киеву. Взяв в руки винтовку, Александр Позывай встал на защиту родного города. Потом отступление за Днепр, бои под Борисполем, окружение… Вырваться не удалось… Плен, колючая проволока. Он побывал в концлагерях Дарницы, Киева, Житомира, Славуты, Ровно. Он видел, как умирали истощенные от голода, сходили с ума от отчаяния, гибли от болезней. Он видел, как фашисты устраивали чудовищные репрессии, жертвами которых были невинные и безоружные.

Из Ровно повезли на запад, в Германию. Из концлагеря возили на заготовку леса, потом перевели на завод. Но разве можно заставить советского человека трудиться на врага?

На заводе среди военнопленных нашлись надежные товарищи. Стали организованно вредить, портить оборудование, готовиться к побегу. Тем, кто шел в побег, было необходимо иметь хоть немного продуктов. Но где их взять? Ночью подпольщики напали на продовольственный склад. Скрутили охранника, сбили замки. Однако в складе был всего один мешок ржавой рыбы. Взяли рыбу, и первая группа из двадцати семи храбрецов в ту же ночь совершила побег.

Утром организованный побег вызвал переполох. Фашисты стали искать активистов. Схватили и Позывая. При обыске у него нашли хвост ржавой рыбы. Это было единственным доказательством его вины. Но куски рыбы находили и у других заключенных…

Гестаповец с нашивками офицера нервничал. Допрос не принес ничего нового. «Предварительная психологическая обработка» не дала желаемого результата. Позывая бросили в камеру пыток.

Три дня и три ночи продолжался кошмар. Однако воля чекиста оказалась крепкой. Он стойко перенес пытки.

Но гестаповец был убежден, что перед ним один из организаторов побега. И он решил попробовать еще раз испытать Позывая старым, хорошо зарекомендовавшим себя способом — бросить в общую камеру, к уголовникам. «Если он не политический, то бандиты его примут, — думал гитлеровец. — А если политический, то между ними произойдет стычка».

Едва Александр пришел в себя, в одиночную камеру явились гестаповцы.

— Вставай!

Стиснув зубы, Александр медленно поднялся. Перед глазами плыли радужные круги. Каждое движение вызывало боль во всем теле. «Только бы не упасть», — думал он.

Его втолкнули в общую камеру. Что еще задумали палачи? Позывай с трудом держался на ногах. Со всех сторон его разглядывали десятки глаз. Небольшая камера была переполнена. Узники сидели на нарах, на полу. Александр осмотрелся. Знакомые характерные жесты, мимика. Позывай усмехнулся. Уголовники! Теперь все ясно, он раскусил гестаповцев.

Соскочив с нар, к Позываю небрежной походкой подошел рослый заключенный. В его облике было что-то страшно знакомое. Александр напрягал память. А тот, заложив руки за спину и широко расставив ноги, смотрел в упор, чуть склонив набок голову.

— Ну что, встретились?

У Александра мурашки побежали по спине. Он узнал его! Эта развязная походка, привычка склонять голову, хрипловатый голос и насмешливая циничная улыбка могли принадлежать только одному человеку, а именно Паровозу, крупному киевскому уголовному преступнику. Его неоднократно арестовывали. Он был осужден на три года, потом на пять лет, на семь…

— Узнаешь?