Ринг за колючей проволокой

Весь день Андрей двигался, работал, разговаривал, в его ушах все время стояли крики умирающих, рычание овчарок, грудной хохот эсэсовца… С тупым остервенением бил он киркою в твердый камень и думал, думал: «Надо что-то делать… надо что-то делать…»

Вечером, когда оранжевые лучи заходящего солнца покрыли позолотой серые камни, легли румянцем на бледные лица узников, когда уставшие от безделья охранники разминали затекшие ноги, в каменоломне неожиданно появился Смоляк. Глаза его свирепо сверкали. Лицо перекосила злоба. Волосы взъерошены, а воротник мундира расстегнут. Никто, даже старожилы, не видели еще унтершарфюрера в таком разъяренном виде.

Старший надсмотрщик, не успевший вовремя вскочить и отдать рапорт, получил пощечину.

Фриц Рэй приказал команде шестьдесят второго блока прекратить работу и выстроиться.

— Хлопцы, — приказал Пархоменко, — лопаты не бросать.

Андрей сжал в руках свою лопату. Подняв голову, он заметил, что все узники, как один, последовали этому приказу. Не выпуская из рук лопаты и кирки, они угрюмо занимали свои места в строю.

Размахивая пистолетом, Фриц Рэй побежал к левому флангу. Он извергал ругательства и повторял:

— Я знайт, что есть «на-куся выкуся»!

Люди на левом фланге замерли.

— Кто сказайт «на-куся выкуся»? Шнель!

Строй ответил угрюмым молчанием. Смоляк, взмахивая пистолетом, начал считать:

— Айн, цвай, драй…

Старожилы знали, что при счете «десять» он нажмет на спусковой крючок. Заключенные, побледнев, застыли.

И вдруг, перебивая Смоляка, раздался твердый и властный окрик:

— Стой, гадюка!

Фриц Рэй оскалился.

Из левого фланга вышел коренастый русский. Андрей не видел его лица, а только мускулистый треугольник спины и широкую шею.

— На-кось выкуси! — вышедший сделал жест, пояснявший смысл восклицания.

Фриц Рэй, не ожидавший такой смелости, в недоумении поднял брови. Его глаза стали наливаться кровью.

— А-а-а! — завопил унтершарфюрер и двинулся к смельчаку.

В ту же секунду коренастый, схватив лопату, принял оборонительную позу. Острый край лопаты блеснул, как штык.

Фриц Рэй вдруг остановился. Он увидел сотню поднятых лопат и кирок. Но еще внушительней были скрещенные на нем взгляды узников, острые как ножи, полные ненависти.

Мгновенно в памяти унтершарфюрера всплыла смерть Штерка, изуродованное кирками и лопатами тело. Эсэсовца охватил страх. Медленно, шаг за шагом попятился он назад.

На помощь Смоляку спешили два охранника. И тут Фриц Рэй заметил поляка Беника. Тот продолжал сидеть в тени и, поддерживая здоровой рукою кровавый обрубок, улыбался блаженной улыбкой помешанного.

— Взять его! — приказал Фриц Рэй охранникам.

Уходя, он оглянулся на коренастого.

— Ты есть счастливый!

Вечером, после проверки, изнуренные узники торопливо хлебали брюквенную похлебку. Железняк спросил Лысенко:

— Ты завтра уже в команду?

— В команду, — ответил Алексей.

— В самый раз. Там и Жюльен будет.

Алексей круто повернулся.

— Да отвяжитесь вы от меня с этим Жульеном! Он у меня уже вот где сидит, — Лысенко провел ложкой по горлу. — Вот!

— А ты что психуешь? Дурья башка, — Вячеслав нагнулся и шепнул в ухо: — Может, приемник ты сам соберешь?

— При чем тут приемник? — шепотом ответил Алексей.

— При том. Жюльен радист.

Алексей чуть не подскочил от неожиданности. Хлеб застрял в горле. Как? Этот француз, вместо которого он принял порку, радист? Милые ребята, что ж вы раньше не сказали!

Но раньше они сами не знали. Только вчера Драпкин узнал такую важную деталь из биографии француза.

На следующее утро в котельной Алексея поманил Драпкин. У него было свое рабочее место. Он отгородил угол куском старого брезента и поставил там верстак. Драпкин был хорошим специалистом по ремонту электродвигателей.

Около верстака сидел незнакомый заключенный. Тощий, щуплый, с опухшим от голода лицом. Он проворно вскочил и протянул костлявую руку.

— Жюльен.

Алексей осторожно пожал ее.

Жюльен улыбнулся. Он улыбнулся от души. Но улыбка у него не получилась. Вместо нее на лице появилась жалкая гримаса. У Алексея защемило сердце. Что сделали с ним фашисты, до чего довели человека. Лысенко смотрел на Жюльена и думал, что надсмотрщик, отправляя несчастного на порку, фактически посылал его на тот свет. Такому никогда не выдержать и десятка плетей…

Жюльен горячо благодарил своего, как он назвал, спасителя. Начался разговор. Где на пальцах, где с помощью мимики, перемежая французские, русские и немецкие слова. Скоро Алексей уже знал, что Жюльен из Парижа, там у него остались жена и ребенок, что он до прихода гитлеровцев занимал пост главного инженера французской фирмы, выпускавшей радиоприемники.

Драпкин достал из тайника собранный аппарат. В глазах Жюльена засверкали искорки. Он потянулся к приемнику, начал с жадностью осматривать. Потом поднял глаза на Алексея и ткнул его пальцем.

— Майстер?

Лысенко смутился. В чужих руках труд бессонных ночей выглядел грубым, некрасивым.

Но Жюльен, не замечая смущения, поднял большой палец.

— Карош… Карош!