Четко отбивая шаг деревянными колодками, строго соблюдая равнение в строю, русские колонна за колонной направились к своим блокам. Они шли и пели старинные украинские песни: «Распрягайте, хлопцы, коней», «Солнце низенько», «Реве та стогне Днипр широкий» и другие. Пели от души, вкладывая в простые слова большой смысл. Пели русские и татары, украинцы и узбеки, белорусы и грузины. И простые, чудесные песни Украины звучали над Бухенвальдом, как бы говоря о том, что нет в мире силы, способной разрушить этот союз братских народов, нет в мире силы, способной покорить народы свободной страны.
– У русских свято! – шептали поляки.
– Большой праздник! – говорили французы.
– Фройндшафт! – приветствовали немецкие коммунисты.
– Рот Фронт! – выкрикивали испанцы и поднимали сжатые кулаки.
С восхищением смотрели другие узники на измученных неволей, но не сломленных советских людей.
Глава двадцать девятая
Меч возмездия повис над плешивой головой Кушнир-Кушнарева. Тысячи его жертв – коммунисты и комиссары, советские офицеры и партийные работники, расстрелянные эсэсовцами по его доносам в «хитром домике», – взывали к отмщению.
А лагерфюрер Макс Шуберт, отмечая усердие провокатора, дружески похлопывал по плечу подобострастно заглядывающего ему в глаза Кушнир-Кушнарева.
– У вас есть возможности получить офицерский чин.
– Рад стараться, герр майор.
– Старший надсмотрщик на вокзале Ауешвиц убил тридцать тысяч. И что же? Я сам читал в приказе: он заслужил высочайшую награду – попал в личную охрану самого фюрера!
– Буду стараться, герр майор!
Подпольный интернациональный антифашистский центр Бухенвальда принял решение: уничтожить мерзавца. Однако совершить возмездие над провокатором, как совершали его над наиболее рьяными надсмотрщиками и бандитами, было опасно. Смерть Кушнир-Кушнарева могла поставить под удар всю подпольную организацию. Эсэсовцы ответили бы на нее массовыми репрессиями.
Смерть провокатора не должна была вызывать подозрений. После тщательного и всестороннего обсуждения подпольщики решили, что Кушнир-Кушнарев должен «заболеть» и умереть в больнице. Однако и этот вариант был не безопасен. Если и удастся утаить подлинную причину смерти бывшего царского генерала от эсэсовцев, то этого нельзя будет скрыть от опытного глаза главного врача Адольфа Говена. Он все поймет с первого взгляда. Как же быть?
И вот подпольный центр принимает решение – найти ключи к сердцу Говена. По заданию центра немецкие, чешские, французские и австрийские антифашисты, работавшие в канцелярии концлагеря, в больнице, в Гигиеническом институте, уборщики, врачи, писари, разносчики обедов, повара следили за каждым шагом главного врача, запоминали каждое сказанное им слово. Полученные данные стекались к Рихарду, одному из руководителей отдела безопасности.
Говен, сын фрейбургского помещика, имел твердый характер, железную волю, отличался стойкими взглядами. Он фанатичный фашист, верящий и преданный до мозга костей Гитлеру. К своим сослуживцам, эсэсовцам относится высокомерно, презирая их «мышиную возню» по уничтожению людей. Он мечтает о «грандиозных планах» обезлюдения и превращения Европы в жизненное пространство для арийцев. У него нет никаких увлечений: не курит, не пьет, женщинами не интересуется. Из всех женщин он, кажется, увлечен одной – Эльзой Кох, но та к нему, кажется, равнодушна.
Антифашистский центр вынужден был признать, что Говен орешек более крепкий, чем предполагалось. У майора нет уязвимого места. И все же Рихард нашел эту ахиллесову пяту. В одном из сообщений разведывательной сети он обратил внимание на фразу, которую Говен сказал в финансовом отделе при получении денег. Взвешивая в руке плотную пачку марок, майор Говен шутливо произнес:
– Дер даллес, дер даллес… (Бедность, бедность.)
Именно в этих двух словах Рихард и увидел «ключи к сердцу Говена».
– Нужна крупная сумма, – сказал Рихард на заседании центра Николаю Симакову.
Но какая именно сумма могла считаться для Говена «крупной», еще предстояло выяснить. Снова заработали все звенья разведки. Установили: ежегодно главный врач имеет от своего имения около двух тысяч марок чистого дохода. И тогда решили: дать ему сумму, равную его пятнадцатилетнему доходу.
Драгоценности поручили достать политическому заключенному, немцу, антифашисту Отто Галле и работавшему вместе с ним в вещевом складе русскому патриоту Косте Руденко. В вещевом складе хранились драгоценности, отнятые эсэсовцами у своих жертв.
Начальник второго операционного отдела лагерной больницы, политический заключенный коммунист-тельмановец Гельмут Тиман взялся выполнить основную часть задуманной операции: сделать предложение Говену.